Месть через три поколения

22
18
20
22
24
26
28
30

— А я считала, что палач скрывал свое лицо, поднимался на эшафот в маске.

— Так было далеко не всегда и не везде, да и там, где палач работал в маске, он делал это для пущего театрального эффекта, чтобы нагнать на преступника и на зрителей страху. И сути дела это не меняет. Места на казнь занимали заранее, а богатые горожане покупали самые удобные. Этими местами спекулировали, как в наше время театральными билетами. После казни еще долго обсуждали ее подробности — как был одет палач, ловко ли он выполнил свою работу, как выглядел преступник, красиво ли умер, что сказал перед смертью…

— К чему это вы? — Инга удивленно взглянула на Шефа.

— А вот к чему. — Он посуровел. — С тех пор отношение к казни радикально переменилось. Казнь перестала быть зрелищем, ее убрали из публичного пространства. Профессия палача — там, где она еще осталась, — сделалась позорной, страшной. Смерть постарались завуалировать, как только можно. Вместо эшафота, водруженного посреди городской площади, украшенного резьбой и обитого бархатом, появилась спрятанная от посторонних глаз стерильная комната, где человек в белом халате делает преступнику смертельную инъекцию. Но наш человек решил вернуть средневековое отношение к смерти.

— Вы говорите об убийце?

— А о ком же еще? Так вот, наш человек решил снова превратить убийство в зрелище, в спектакль, воспользовавшись этой книгой как руководством, как учебником по сценическому мастерству. Как ты думаешь, для чего он так делает? Зачем ему это нужно?

— Понятия не имею, — раздраженно проговорила Инга.

Ей казалось, что Шеф выдумывает какую-то красивую теорию, пытается вложить в голову неизвестного убийцы несвойственные тому намерения и побуждения. На самом же деле все гораздо проще, они имеют дело просто с сумасшедшим, с маньяком. И незачем детально разбирать причины его поведения, много чести.

— Он хочет привлечь к этим убийствам как можно больше внимания, хочет, чтобы они, как средневековые казни, оказались главным событием, самой громкой театральной премьерой сезона! Хочет заставить всех говорить и думать о них.

— Не знаю, — протянула Инга. — Хотя, возможно, он хочет покрасоваться.

— И вот еще что. — Шеф, казалось, не заметил сомнения в ее голосе. — Эта книга рассказывает не об убийствах, а о казнях, то есть о воздаянии, о восстановлении справедливости. Значит, он так же рассматривает свои убийства.

— Как казни? — Инга наконец заинтересовалась словами Шефа.

— Именно как казни! Как заслуженное наказание! Как справедливое возмездие!

— Значит, каждая жертва в чем-то виновна? И Воскобойников, и старик Вестготтен, и этот безобидный в общем-то бомж, и…

— По крайней мере, так считает наш человек.

— Но этого не может быть! Эти люди, они же посторонние. Сами подумайте, как могут быть связаны тот же самый Данциг и, к примеру, директор крупной фирмы, обеспеченная деловая женщина Ольга Черкизова?

— Значит, нам нужно внимательно изучить жизнь каждой жертвы.

— Зачем? Они же даже по возрасту отличаются! И вы собираетесь копаться в подробностях их жизни?

— Совершенно верно! Нужно внимательно изучить их жизнь — и тогда мы поймем мотивы преступника.

«Уж если за четыре убийства не поняли мотивов, то вряд ли и дальше можно что-то понять», — подумала Инга.