Когда-нибудь часы покажут двадцать минут двенадцатого. Потом – два часа ночи. Когда-нибудь наступит утро или следующая неделя. Для Ханнеса остались лишь ближайшие полчаса.
Его левая рука пульсировала, кожа вокруг пластыря распухла и покраснела. Может, ему стоило зашить эту рану. Это не важно сейчас. Черт с ней, с этой левой рукой.
Йонна ждала его у дверей. Наверняка ей позвонил Вехтер. Какие они все заботливые! Его просто тошнило от этого. Он обнял жену за талию, но все его тело напряглось: он снова ощутил себя мошенником. Неужели она ему сразу что-то сказала? Он слышал лишь какой-то шум, совершенно бессмысленный. В его голове вертелось слишком много мыслей. Шум в ухе усилился и перекрыл все вокруг. Как он попал на стул? Тот стул, на котором всегда сидел? Он открыл холодильник, вытащил пиво, откупорил бутылку о край стола, как делал всегда. В последний раз. Он поставил бутылку на стол, не сделав ни глотка. Он казался себе преступником.
Йонна держала в руках детские джинсы и зашивала дырку. Она была достаточно умной, чтобы не задавать вопросов. Она не создавала ему дополнительных хлопот, да и к чему ей? Шум в ухе прошел. Даже собственное ухо оставило его в беде. Была только тишина, которую Ханнес должен был чувствовать. Раньше он никогда не замечал, что при шитье тоже создается какой-то шум.
Он провел рукой по волосам, это дало ему отсрочку в две секунды.
– Я так и не ответил на твой вопрос.
– Я знаю. – Она шила дальше.
В комнате слышался только звук, который издавала нитка, тихий треск, когда игла прокалывала материал.
– Почему меня ненавидит Аня.
– Я знаю.
– Я…
Как глупо начинать фразу с «я». Словно речь шла о нем.
– Аня…
Нет, это звучало так, словно он хотел переложить вину на Аню. Ханнес собирался начать заново, но не хватило воздуха в легких. На правильных словах его охватывало удушье, а все остальные не годились.
Йонна отложила шитье в сторону, взяла его за руку. Ханнес резко отдернул ее. Лучше это сделает он сам, чем потом Йонна заберет свою. Этого он не переживет. Он закрыл лицо ладонями, потом снова опустил их. Казалось, глаза горели и застыли на месте. Он не мог взглянуть на Йонну, уставился на узор столешницы, на тонкие линии древесины, на щербинки, появившиеся там, где он открывал пивные бутылки.
– Она тогда заперлась в ванной, – произнес он.
Йонна воткнула иголку в шов, где она входила труднее всего. Металл со скрипом впился в джинсовую ткань.
– Она боялась. Боялась, что я ее убью.
Он посмотрел Йонне в глаза, прямо в лицо. Только монстры и дети смотрят прямо в объектив камеры. В глазах Йонны ничего нельзя было прочесть, ничего, и это ему помогло.
– Я ударил ее в лицо, протащил по квартире, схватил за шею…
ebooksa