Но пока не было команды, они могли спокойно откапывать таких же покойников во всех подвалах этого мира.
– Его ателье располагалось в том же доме, где выросла Роза Беннингхофф. Они были соседями.
– И где этот тип сейчас? – спросил Ханнес.
– Догадайся. В Мюнхене. С тысяча девятьсот семьдесят девятого года он работал в магазине канцелярских товаров в университете.
Ханнес насторожился:
– Это не тот ли магазин на Тюркенштрассе, где сейчас внутри какой-то «Баббл Ти Шоп»?
– Да, точно он.
Ханнес умолк. Все те годы, пока он учился в университете, он покупал у этого Паульссена каталожные карточки. Как тесен мир! Нет, это Мюнхен тесен.
– И как он здесь очутился? – спросил Ханнес.
– Это мы должны у него спросить. Но у меня есть и плохая новость. Отмар Паульссен живет в общежитии для слабоумных.
– Посмотрим, что еще можно сделать. – Вехтер похлопал ее по плечу, отчего шампанское в ее бокале едва не перелилось через край. – Хорошая работа, Элли. Прямо завтра утром отправляйся к нему.
Его лицо помрачнело.
– Именно в тысяча девятьсот семьдесят девятом году Беннингхофф как раз перестала общаться со своей семьей. Но сколько же ей тогда было лет?.. – Вехтер взглянул куда-то вверх, пошевелил губами, подсчитывая.
– Двенадцать, – выдал Ханнес, как автомат.
Ей двенадцать, а Паульссену?.. Тогда уже было почти сорок? Наверное, Элли занималась не любовной интрижкой. Но какого черта Беннингхофф повесила в своей комнате картину этого человека? Почему она прятала его фотографию глубоко в ящике стола? Был ли он для Розы на самом деле просто соседом?
– Устала? – спросил Вехтер.
– Ах, ну отчего же, я еще по дороге пару деревьев успею выкорчевать. Конечно, я устала.
Ханнес даже не пытался выпить кофе и расплатиться, тоска по дому не утихала. Это пугало его: обычно его начинало тошнить еще на подступах к дому. И все же Ханнесу необходимо было влить в себя дозу кофеина, чтобы проехать по проселочной дороге. Он потер глаза.
– Пойду освежусь. – Элли соскользнула со стула и оставила их вдвоем.
– У меня стресс из-за старшей дочки.