— Совсем ничего не осталось?
— Только в границах города. Сразу за городской чертой есть кафе — оно не исчезло. Федералы используют его как штаб.
Пейс не знал, что сказать. Как жаль, что Эла нет рядом… Из аудитории доносились громкие, испуганные голоса.
— Мне нужно рассеять кое-какие страхи, — сказал он. — В нашей лаборатории сегодня утром внезапно появилась скульптура из костей. Пока я отсутствовал, тут много чего произошло. Нужно еще разбираться. Не знаю, стали мы объектом атаки, или это просто отзвук, но я должен быть здесь.
— Понимаю, — сказала Мелани. — Но не отходите далеко от телефона.
— Почему?
— У меня такое ощущение, что вы нам понадобитесь.
Заснуть не получалось.
Глен лежал рядом с Мелани на высокой мягкой кровати в гостевой спальне Маккормаков и слушал звуки ночной пустыни, доносившиеся из открытого окна. Он предпочел бы телевизор, но в гостевой спальне его не было, и вместо болтовни знаменитостей и записанного на пленку смеха он слышал стрекот насекомых, крики птиц и далекий вой койотов.
Мелани пошевелилась.
— Не спишь? — спросил он.
— Нет.
Глен перевернулся на бок, лицом к ней. Вернувшись из Бауэра, они отвязали и развернули мумию, и Маккормак с Винсом отвезли ее в университет, где за нее взялась целая команда исследователей. В ту секунду, когда они сняли скотч и открыли лицо мумии, Глен опять увидел мать. На этот раз он рассказал все Мелани — но только ей.
— Похоже, тут есть какая-то закономерность. Сначала животные, потом исчезновения… Но в том, что касается меня, это… личное, — он посмотрел на Мелани. — Понимаешь, о чем я? Вокруг все гибнет, а я вижу умершую мать. Как будто монстр по какой-то причине специально дразнит меня, пытается… мучить. И я не могу понять, почему.
— Оно не исчезает, — тихо произнесла Мелани. — Никогда не исчезает.
Глен не знал, о чем она говорит, — о его боли или о своей. Может, имеет в виду прошлое…
— В моем случае это тоже личное, — сказала она. — Не забывай, что на кувшине было мое лицо, а на глиняном черепке — дом моих родителей.
— Но почему?
— Может, Кэмерон прав и оно хочет нас разделить. Может, мы действительно избраны, и вместе мы сильнее, чем по отдельности, и монстр таким способом пытается защитить себя.
— Знаешь, меня беспокоит одна вещь, причем довольно давно…