В Чайнатауне большой камень с надписью «КЕТАЙЦЫ ОТПРАВЛЯЙТЕС ДОМОЙ!» – влетел в витрину ювелирного магазина «Чун и сыновья». Ресторан «Поющее крылышко» вдруг скоропостижно сгорел за одну ночь. Хозяин стоял под медленно падающими хлопьями снега пополам с сажей и глядел, как все, что он с таким трудом возводил, на глазах рассыпается прахом; его спокойное лицо озарял теплый оранжевый отблеск пожара. Полиция регулярно врывалась на собрания социальных клубов и заявилась даже на банкет по случаю рождения у Юэнь Хуна первенца и наследника. Мэр все-таки запретил празднование китайского Нового года из опасений за общественное здоровье. В отместку Китайская Благотворительная Ассоциация устроила марш протеста вдоль по Центральной улице и до самой мэрии, где демонстрантам приказали разойтись под угрозой ареста и депортации из страны. Улицы пахли зимой и свининой, пеплом пожарищ и благовониями от алтарей предков,
Повсюду царил страх.
На евгенической конференции в роскошном бальном зале отеля «Вальдорф-Астория» джентльмены в элегантных костюмах говорили о «проблеме полукровок и гибели белой расы» и тыкали пальцами в рисунки и диаграммы, наглядно доказывающие, что причиной большинства недугов является неполноценное и низкосортное племенное поголовье. Сами докладчики называли это наукой. А еще – фактами. А еще – патриотизмом.
Аудитория прихлебывала кофе и кивала в знак согласия.
Мемфис Кэмпбелл честно пытался работать, но мысли его были далеко. Они с Тэтой не разговаривали с того самого катастрофического вечера в «Маленьком раю». Мемфис, как ни старался, не мог взять в толк, как можно сказать парню, что ты его любишь, а потом взять и сбежать. Он ужасно по ней скучал, но гордость не давала прогнуться. Тэта должна сама к нему прийти, первой.
– Мемфис, ты меня слушаешь, сынок? – сказал Билл Джонсон. – Ты точно записал номер?
– Да, мистер Джонсон, сэр. Один четыре четыре, – сказал Мемфис. – Я сделаю его для вас, как и вчера, и позавчера, и позапозавчера. Понятия не имею, почему вы упорно ставите на него, если все равно не выигрываете.
– Считай, что это предчувствие, – сказал Билл, но прозвучало это все равно раздраженно и нервно.
Блюзмен склонил голову набок, в ту сторону, откуда доносился Мемфисов голос.
– Кстати, слыхал тут надысь странную историю у Флойда. Знаешь этого старого пьяницу, Нобла Бишопа?
– Ну да, – сказал Мемфис, которому в живот будто бабочек напустили.
– В жизни его не видал иначе как мертвецки пьяным либо трясущимся, как старая шавка, от отсутствия бухла. Так, представляешь, он сегодня утром заявляется к Флойду трезвый, что твой дьякон, и спрашивает, нельзя ли ему тут подработать – ну, подмести маленько или еще что. Сказал, ему типа ангел явился. Чудо с ним, мол, случилось. – Билл взял паузу, чтобы следующее слово прозвучало значительнее: – Исцеление.
– И что, он правда исцелился? – спросил Мемфис, стараясь держать голос максимально ровно.
– Как пить дать. – Рот Билла искривился в усмешке. – Хотя если меня спросить, так это напрасная трата чудес. Ну что этот старый пропойца будет делать с таким даром, а? Да он уже в следующий вторник будет валяться обратно в канаве. – Билл сплюнул. – Воистину неисповедимы пути Господни.
– Да, говорят, неисповедимы – отозвался, улыбаясь, Мемфис.
– Еще как говорят, – поддакнул Билл безо всякой улыбки.
Дома Мемфиса ждала телеграмма.
ДОРОГОЙ ПОЭТ, ПРОСТИ ЗА СПЕКТАКЛЬ С ИСЧЕЗНОВЕНИЕМ. МНЕ УЖЕ ЛУЧШЕ.
P.S. СЕГОДНЯ В ТО ЧТО НАДО? ТВОЯ ПРИНЦЕССА.
– Кто это послал тебе телеграмму? – спросил удивленный Исайя. – Что, кто-нибудь умер?