– Ой-ой! В таком шикарном отеле как-то не положено водиться паукам.
– Да уж. Я, пожалуй… пойду, позову коридорного. Извини, Мэйбси.
– Погоди! Что, по-твоему, мне теперь делать?
– Я бы на твоем месте не торопилась. Мальчикам нравятся девочки, у которых есть другие мальчики. Вот такие они странные.
Эви шмыгнула носом. Как легко ее все-таки забыли.
– Джерико точно не из таких, – твердо сказала Мэйбл.
– Поверь мне, они все такие.
Она с ума сходила по Джерико. Никакого права не имела, а сходила.
– Эй, Эви, ты как-то не слишком счастлива за меня!
– Извини, Мордочка. Я за тебя очень счастлива. Я
– Так в этом-то и проблема! Никакая я не очаровательная.
– Ну… вот тебе и будет хорошее упражнение.
Мэйбл рассмеялась.
– Ты самая худшая на свете подруга, Эви О’Нил!
– Да, знаю, – скромно сказала Эви.
Переломный момент
У земли есть память. В каждой реке, в каждом ручье струится какое-то признание, какая-то история – ее шепчут камни, она взлетает над волнами в птичьем кличе, уносится дальше, в море. Бизон мчится по прерии, чья почва вспоена кровью битв, давно почивших в затхлых томах на всеми забытых полках. Поля, некогда вышитые синим и серым[39], ныне распускаются цветами потревожнее. Рабовладелец хлещет кнутом, и на коже много поколений спустя проступают шрамы предков.
Подо всем этим лежат мертвые – и помнят.
Аделаида Проктор ходила по этой земле вот уже восемьдесят один год. У нее тоже была своя история, о, да. Она приходилась дальней родственницей Джону Проктору – тому самому, которого повесили в Салеме, когда охотились на тамошних ведьм. Ведовство было у нее в крови, и Адди еще девочкой прочла все судебные материалы – c большим, надо сказать, интересом. Ведовство действительно существовало на свете – всего лишь профессия травников, повитух и прочего хитрого люда. Суеверия поддерживали только безопасности ради. Проклятия бормотали себе под нос, а то и вручали адресату вкупе с перевязанной прядью волос или метали ввечеру в огонь, чтобы утром о них уже пожалеть – или не пожалеть, смотря по обстоятельствам. Но ничего из этого в жизни не имело отношения ни к какому дьяволу – зато имело (и самое непосредственное) к слабостям сердца человеческого. Вот вам заклятия для исцеления одиночества. Или болезней – тоже дело. Для привлечения доброй удачи. Чтобы остаться живу в бурном море. Чтобы привести в мир дитя, осененное светлой долей. Все это утешало Адди, ибо воистину она нуждалась в утешении.
Иногда она проваливалась в грёзу, в транс, и тогда могла видеть мир духов, читать послания в спитой чайной заварке с той же ясностью, что слова в книге. Никому не дерзала она открыть эти секреты, хотя в талант свой была слегка влюблена. Из-за него она чувствовала себя особенной – почти такой же особенной, как тогда, c Элайджей Крокетом.
ebooksa