Логово снов

22
18
20
22
24
26
28
30

Фонарик мигнул и погас. Вернон хорошенько шлепнул его об ладонь, но это не помогло.

Звук вернулся, и шел уже не издалека – теперь он был повсюду вокруг них.

– Скорей! – заорал Вернон. – ¡Vámonos![51]

Бежать против высокой воды, всем своим весом навалившейся на грудь, было нелегко – да еще при каске Вернона в качестве единственного источника света: естественно, Вернон налетел на стену. Он скрипнул зубами, чтобы не закричать, и сунул руки в темную воду, зная, что где-то там должна быть лестница: наградой ему стали металлические перекладины.

– Она тут, – ободряюще прошипел он Тони. – Лестница!

Вода снова всколыхнулась, долгой и мощной волной. Вернон дернул головой в направлении движения, туда, где раньше были рельсы, а теперь виднелась паутина каких-то металлических конструкций.

Только на прошлой неделе Вернон отпраздновал день рождения – двадцать первый! – в одной дыре под лестницей шикарного дома в Вест-Сайде и теперь очень надеялся отметить и двадцать второй. А может, он подхватит все свое семейство – жену и новенького малыша – и найдет себе новое место, уж однозначно получше. В Нью-Джерси, скажем, переедет или вот в Балтимор, где у него сестра учительницей служит. Страна-то у нас большая, ни к чему весь свой век дышать пылью и газом, таскать на горбу виски, лишь изредка выбираясь на поверхность, чтобы глотнуть воздуха, все время чувствовать дикую жажду, такую, что вовек не напиться… Да, пора им, пожалуй, подальше отсюда – будут совсем как пионеры Дикого Запада. Щедра земля – надо же посмотреть, что она уготовила нам!

Клац-клац-клац-клац. Жуткий звук эхом запрыгал по затопленной станции. Что-то светящееся и зеленое посыпалось из тоннеля и вниз по стенам, так и полыхая в темноте. Жуткий звук издавали рты, а в них, открытых, щерились острые зубы.

Позади Вернон услышал крик напарника.

– Тони! – завопил он, хлеща фонарем во все стороны. – Тони!

Но Тони рядом больше не было. Остался один Вернон – Вернон и те твари во тьме, что подбирались теперь все ближе и ближе. Заорав во всю глотку, Вернон прыгнул на лестницу, вверх и на платформу – а потом он побежал, как поселенец по прерии, торопясь воткнуть свой шест в твердую, плодоносную почву внутренних земель, чтобы застолбить место себе и детям, и всем поколениям, что еще прорастут под этими синими небесами. Вернон бежал, а слабый свет фары на каске лихорадочно метался в окружающей тьме.

Коридор гнулся вверх и влево. Верн бежал, а в ушах у него скрежетал мерзкий, гортанный визг. Кстати, он вспомнил, что ему так не понравилось во сне с Клайдом. Клайд стоял под бушующей в небе грозой.

– Он идет! – сказал кузен и поглядел вдаль, туда, где тощий седой мужик в дурацком цилиндре все хохотал и хохотал, и никак не останавливался.

Свет задрожал, выхватив из мрака коридор и то, что ждало его там. Вернон поставил на скверный участок.

– Господи Иисусе, – только и успел прошептать он, когда меж стен разлился яростный зеленый свет, от которого было уже не спастись.

День двадцатый

Энтони Оранжевый Крест

Генри сидел в гостиной сестриц Проктор, забитой мебелью и всякими вещами по самый потолок, и пил горький, дымный чай в компании мисс Адди и мисс Лилиан. Целое стадо котов гостеприимно мяукало, мурчало и вытиралось о его брюки. Генри честно поддерживал светскую беседу – так долго, как этого требовали приличия, – слушая про разнообразные недуги сестер, про внутренние дрязги Беннингтона и еще одну особенно кровавую историю про циркового дрессировщика, которого задрал медведь (в цирк Генри в обозримом будущем ходить расхотелось). Наконец в разговоре нарисовалась долгожданная пауза, и он не замедлил в нее воткнуться.

– Я тут все думаю о том, что вы давеча упомянули, мисс Аделаида, – сказал Генри. – Когда я садился в лифт, вы сказали: «Внимание, внимание, Райская площадь» и еще «Энтони Оранжевый Крест».

Мисс Лилиан не донесла чашку до рта.