– Вот такие минуты, – произнес Мюррей, – помогают отличить одно от другого.
Поднявшись на крыльцо, мы изучили список жильцов. «Пека К. квартира 4F». Мюррей позвонил. Мы подождали. Дверь загудела. Мюррей толкнул ее. Посреди бетонированного внутреннего дворика был бассейн. В нем плавало пластиковое кресло.
– В Лос-Анджелесе, – заговорил Мюррей, – определяющее настроение – отчаяние. Чувство, что кто-то где-то получил то, чего заслуживал ты.
Я посмотрел на окна. Здесь все напоминало мотель. К ограде были пристегнуты велосипеды. Лифт не работал, и мы по наружной лестнице поднялись на четвертый этаж. К концу подъема Мюррей запыхтел.
– Удвою счет за тяжелый труд, – сказал он.
Мы остановились перед квартирой F. Мюррей попробовал заглянуть в окно, но на нем были жалюзи.
Он постучал. Дверь открылась сразу, напугав нас. Карлос Пека прятал правую руку за косяком. Он был тощий, лицо изрыто оспинами.
– Копы? – спросил он.
– Я адвокат, – ответил Мюррей, – а он врач.
Карлос подумал и отступил, пропуская нас.
– Извиняюсь за беспорядок, – сказал он. – Подружка моя, когда сердита, все ломает.
В гостиной был разгром. На ковре осколки, кофейный столик перевернут. В софе торчала, кажется, ручка мясного ножа.
– Вы правда врач? – спросил Карлос.
Я кивнул. Он задрал штанину шортов.
– У меня тут саднит.
Кожа на левом бедре припухла и покраснела.
– Похоже на потертость, – сказал я.
Он подумал и будто вспомнил:
– Ах да. Ну ничего.
Он смахнул с дивана тарелки и журналы и жестом предложил нам сесть. Ручка ножа торчала в трех дюймах от моего левого плеча. Вздумай Карлос напасть, я мог бы его выдернуть и воткнуть ему в живот.