Я обдумал ее слова.
– А еще?
– Несколько раз я ловила его с приятелями за кальяном. Лет в тринадцать-четырнадцать. Я хотела позвонить тебе, но не стала – знала, что ты обвинишь меня. У тебя всегда как-то получалось, что я виновата.
– Я правда был так несносен? – спросил я, странно обидевшись, что в ее глазах я, бывший муж, выглядел каким-то мстительным чудищем.
– Ты судишь людей, – объяснила она. – Особенно меня. По-моему, ты меня стеснялся. Ты такой успешный врач, а я тупица, не осилившая колледж. А потом появился ребенок, и ты считал, что тебе лучше знать. Все эти сложные теории воспитания. А знаешь, что самое главное в воспитании, мистер доктор в модных брючках? Быть рядом. А я была с этим ребенком каждый день. Что ни говори, но я была. Это не моя вина.
Я дотянулся до ее руки. Она инстинктивно дернулась, но я не выпустил.
– Знаю, – кивнул я. – И хочу поблагодарить за то, что ты делаешь, за то, что была с ним. Я ушел. Признаю. Я ушел и бросил вас. Бросил его. И больше всего жалею об этом.
Она отвернулась.
– Кто позаботится обо мне, когда я буду старухой? Вот о чем я все время думаю. Надо было родить второго. Лучше девочку.
Я не в первый раз пожелал вернуться в прошлое и что-то изменить. Сожалел, что не поддержал ее в переходный период. Надо было остаться в Лос-Анджелесе, помогать ей растить сына. Надо было найти способ, как разделить с ней груз, освободить Эллен, чтобы она нашла себе хоть какое-то счастье. Но что стало бы тогда с моей жизнью? Был бы я теперь женат? Были бы у меня дети? По большому счету, готов ли я пожертвовать младшими детьми ради первенца?
А если бы я и остался, как знать, много ли это переменило бы для Дэнни, в его жизни. Ведь вполне возможно, что неспособность установить значимые привязанности – это химия организма, а не влияние опыта – как и его тяга покупать оружие и недели проводить в дороге, разговаривая разве что со своей машиной.
16 июня, в годовщину убийства, вдруг прикатил на мотоцикле Мюррей. Сказал, что настал срок Великого Американского Путешествия. Эта мысль осенила его среди ночи. На загорелом лице выделялся след защитных очков. С ним была стройная блондинка.
Я стоя ел на кухне сэндвич, когда он постучал. При виде его ухмыляющегося лица я на миг потерялся. Кто я? Где я? Какой сегодня день? Едва я открыл дверь, Мюррей рукой в кожаной перчатке протянул мне большой плотный конверт.
– Счастливого Рождества!
На нем были джинсы и пуховик.
– Что вы?..
– Стрижка мне нравится, – перебил он. – И новый костюм. Такой очень провинциальный средний американец с армейским прошлым.
Я потрогал волосы. Успел привыкнуть к новому облику с военной стрижкой и дешевым гардеробом. А теперь сообразил, как странно выгляжу на первый взгляд.
– Это Надя, – объявил Мюррей, пробираясь мимо меня к холодильнику. – Надя, это Пол.
Надя улыбнулась и махнула рукой. Мюррей объяснил, что она русская иммигрантка и почти не говорит по-английски.