Господи. Вы тоже в него влюбились, да? неприязненно спрашивает Том Эллис, глядя на меня. И как это только у него получается – зачаровывать таких, как вы? Я вам говорю, что он убил свою собственную жену с ребенком, а вас это не ужасает. Такое чувство, что вас это даже возбуждает, заставляет думать, что он и вправду какой-то гений. А он просто детеныш акулы в утробе.
Чтобы найти Саймона Уэйкфилда, требуется чуть больше сыскной работы. Мне удалось поговорить с Марком, агентом, который занимался домом на Фолгейт-стрит до Камиллы, но и он не знает, как связаться с бывшим другом Эммы.
– Но если все же будете с ним общаться, – говорит он, – то передавайте самые лучшие пожелания. Нелегко ему пришлось.
– Вы про смерть Эммы?
– Про это тоже. Но к ним еще раньше в квартиру залезли, да и вообще.
– Их ограбили? Я не знала.
– Они потому и захотели снять дом на Фолгейт-стрит – для безопасности. – Он делает паузу. – Вот ведь ирония судьбы. Саймон ради Эммы был готов на что угодно. Ему самому там не очень хотелось жить, но она сказала, что ей нравится, и все. Полиция спрашивала, не видел ли я каких-то признаков того, что он мог жестоко с ней обращаться. Я сказал, что ничего подобного. Он ее обожал.
Я не сразу понимаю, что подразумевают его слова.
– Погодите. В полиции думали, что
– Ну, так прямо они не говорили. Но мне пришлось общаться с ними после гибели Эммы: я впускал в дом команды экспертов и всякое такое, поэтому я неплохо узнал инспектора, который руководил расследованием. Он и спрашивал о Саймоне. Вроде бы Эмма однажды пожаловалась на побои… – Он понижает голос. – Если честно, мне сразу показалось, что в Эмме есть что-то не то. Весь мир как будто для нее одной существовал, понимаете? Истеричная немного. Мне показалось, что Саймона она не очень-то слушала.
Как с ним связаться, Марк не знает, но помнит, где Саймон работал, и этого мне достаточно, чтобы отыскать того в LinkedIn. Журнал, для которого писал Саймон, закрылся, и, как большинство фрилансеров, он держит свое резюме в открытом доступе. Но я все равно не решаюсь ему написать. Да, он приносил цветы для Эммы к порогу дома на Фолгейт-стрит, но как мне только что сказал Марк, полиция еще и подозревала его в убийстве Эммы. Разумно ли расспрашивать его о том, что произошло?
Буду осторожна, решаю я, и ни в коем случае не стану давить или угрожать. Пусть думает, что я просто хочу попросить прощения за то, что забирала себе его цветочные приношения.
Я посылаю простое письмо с вопросом, можем ли мы поговорить. Через несколько минут приходит ответ, в котором предлагается «Коста кофе» в Хендоне.
Я прихожу раньше, но и он тоже. Он одет примерно так же, как при нашей встрече у Дома один по Фолгейт-стрит: рубашка-поло, брюки чинос; модные туфли; парадно-повседневная униформа лондонского медийщика. У него приятное открытое лицо, но когда он садится напротив меня, взгляд у него встревоженный, словно он знает, что разговор предстоит непростой.
– Значит, вам стало любопытно, – говорит он после того, как мы наконец представляется друг другу по-человечески. – Я не удивлен.
– Я, скорее, сбита с толку. С кем ни поговорю, у всех своя версия гибели Эммы. Ее психотерапевт, например, полагает, что Эмма покончила с собой из-за депрессии. – Я решаю идти напрямик. – А еще я слышала, что полиция допрашивала
– Не знаю. Я понятия не имею, почему она это утверждала, да и утверждала ли вообще. Я бы никогда в жизни ее пальцем не тронул. – Он смотрит мне в глаза и произносит, выделяя каждое слово: – Я готов был целовать землю, по которой ходила Эмма.
Когда я шла сюда, я говорила себе, что буду осторожна, не стану принимать все его слова за чистую монету, но все равно верю ему.
– Расскажите о ней, – прошу я.
Саймон медленно выдыхает. – Что можно сказать о любимом человеке? Мне с ней повезло, я это всегда знал. Она училась в престижной школе, потом в хорошем университете. А еще она была красива, очень красива. К ней все время обращались из модельных агентств. – Он бросает на меня слегка смущенный взгляд. – Вы, кстати, немного на нее похожи.