Меня подташнивает, и я встаю, стремясь выйти на свежий воздух. – Что ж, спасибо, что уделили мне время, Саймон.
Он тоже встает. – Взаимно. Вот моя визитка. Свяжетесь со мной, если что-нибудь разузнаете? И дадите мне свой номер, на всякий случай?
– На какой?
– На тот, если я наконец найду какие-нибудь доказательства того, что Эдвард Монкфорд действительно убийца, – ровным голосом говорит Саймон. – Если получится, то я бы хотел иметь возможность вам сообщить.
Дома я поднимаюсь в ванную и раздеваюсь перед зеркалом. Дотронувшись до грудей, я чувствую, что они побаливают и налились. Соски заметно потемнели, и вокруг них появились пупырышки, вроде гусиной кожи.
Месячные должны начаться через неделю, поэтому на тест нельзя будет положиться. Да он мне и не очень нужен. Повышенная чувствительность к запахам, тошнота, потемнение сосков, пупырышки, которые, как сказала мне акушерка, называются бугорками Монтгомери, – все то же самое было, когда я забеременела в прошлый раз.
Давно вас не было, Эмма, говорит Кэрол.
Да, дел много, отвечаю я, подбирая под себя ноги на диване.
Незадолго до того, как мы говорили в прошлый раз, вы попросили Саймона съехать из дома, в котором вы жили. И мы говорили о том, что пережившие сексуальную травму часто задумываются о больших переменах, и это часть процесса выздоровления. Что вы можете сказать о таких переменах в вашей жизни?
Она, разумеется, имеет в виду –
Ну, говорю я, у меня новые отношения.
Пауза. И они хорошо развиваются?
С человеком, который спроектировал дом. На Фолгейт-стрит. Если честно, после Саймона это как глоток свежего воздуха.
Кэрол поднимает брови. А как вы думаете, почему?
Саймон – мальчик. Эдвард – мужчина.
И у вас нет проблем на сексуальной почве, которые были с Саймоном?
Я улыбаюсь. Определенно нет.
Что-то заставляет меня прибавить: но я бы хотела кое о чем с вами поговорить. Кое о чем конкретном.