Белое безмолвие

А ему предстояло жить дальше, постоянно жалея об этом.

Здраво рассудив, что вряд ли мы сможем общаться с представителями рекламодателей в нашей убогой гостиной, Тьерри взял в субаренду часть товарного склада, расположенного в шикарном районе Хэкни, – у трех художников, финансируемых каким-то трастовым фондом. Изобретательный и предприимчивый, как всегда, он нанял преданного делу агента по продажам, работавшего исключительно за комиссионные, а также несколько писателей-фрилансеров и стажеров, которые, казалось, были счастливы готовить контент для сайта за жалкие гроши. Тьерри с радостью взял бразды правления в свои руки, – он обожал контролировать ситуацию, – а я стал пассивным партнером.

Сердце мое к этому не лежало, что бросалось в глаза. В конце концов мне поручили отвечать на письма и модерировать комментарии. После того, что я пережил и что видел, всё это казалось пустым и бессмысленным ребячеством. Бывали дни, когда я даже не удосуживался заглянуть в почтовый ящик. А иногда я ловил себя на том, что пролистываю комментарии, не читая, и удаляю что-то случайным образом.

Я не последовал совету Робби обратиться к психотерапевту.

В этот период на каком-то этапе – я и правда не помню, когда сделал это, – я создал файл, озаглавил его «ПОЧЕМУ Я ЭТО ВИДЕЛ» и написал в нем следующее:

Травма после пещер.

Своего рода психотический срыв.

Возможно, зона смерти – это проницаемые ворота в другой мир.

Нет. Чушь. Я живу не в каком-то японском фильме ужасов (но Эд МЕРТВ, а ты видел его там; ты хочешь сказать, что Эд – разъяренный горный дух?).

Я сошел с ума.

Джульет сошла с ума.

У нас обоих посттравматическое стрессовое расстройство, потому что после всяких трагических событий люди часто испытывают ощущение постороннего присутствия или переносятся в прошлое.

У нас обоих была травма головы, и мы не помнили, когда ее получили.

У обоих была гипоксия (но почему без других симптомов?) и масса иных причин для появления синдрома Третьего Человека: монотонные действия, реакция мозга на переохлаждение и стресс, одиночество, травма, потеря («эффект вдовы», хотя я ведь не скорбел по Эду, верно?).

Ты видишь то, что хочешь видеть.

Подсознание пыталось мне подсказать, что, если я найду рациональное объяснение случившемуся на горе и в Куум Пот, я поправлюсь и стану опять нормальным. Как и Джульет, я хотел верить в то, что всему виной гипоксия, только в глубине души не мог это принять.

Дневник Джульет я повсюду таскал с собой. Больше я его не перечитывал. Не смел. Вместо этого я решил перетрясти ее жизнь и посмотреть, что из нее выпадет.

Некоторые антологии о «женщинах-пионерах» содержали уже откорректированные яркие описания ее альпинистской биографии, но более ранние статьи были злыми и порочащими ее, как и утверждал Марк. Одну из них, объемистый грязный опус под названием «Никчемная мать?», написала женщина, которая сейчас стала известной телеведущей. В ней нашлось несколько снимков Уолтера – мужчины с худым лицом, проницательными синими глазами и жилистым телосложением, как у Игги Попа[81]. Грэхем, неверный муж Джульет, судя по фотографиям, был более хрупким, чем мне представлялось, хотя именно таким слащаво-обходительным, каким она его описывала. Взгляд его казался тяжелым.

Фотографий Марка не было вообще.

Я отыскал видео, где Джульет сидела в президиуме на какой-то конференции по альпинизму (наверное, той самой «провальной» конференции, где она познакомилась с Паулиной Цирцингер). Она излучала энергию, говорила с легким йоркширским акцентом и, как и Ванда, выглядела старше своих лет из-за глубоких носогубных складок. Джульет мне понравилась, хотя ее вид поверг меня в шок – мозг отказывался отождествлять эту сильную, полную жизни женщину с той скорчившейся фигуркой, которую я нашел в горах. Председательствующий, полный идиот, задал ей вопрос, насколько это нравственно – «подвергать себя риску, имея ребенка», и она с раздражением поинтересовалась: «Почему альпинистов-отцов о подобном не спрашивают?» Молодец, Джульет. Не позволяй этим ублюдкам стереть тебя в порошок.