Коннор, стоя на месте, рукавом вытер пот с глаз. Они были близки к цели. Долгий путь по пустыне остался внизу. Солнце почти опустилось, и скоро станет совсем темно. У Коннора пересохло во рту, губы потрескались и болели.
– Почти ничего не осталось, – сказал Рорке, возвращая фляжку на место. Он с трудом переводил дыхание, и ему пришлось сделать несколько глубоких вдохов, прежде чем он заговорил снова. – Знаете, а ведь вы толковый молодой человек, Моллой. Слишком толковый, чтобы вот так взять и умереть. Почему бы вам не присоединиться ко мне, вместо того чтобы воевать со мной? И вместе со мной работать?
– Я не продаюсь.
– У всех есть своя цена.
– Только не у меня.
Рорке вытер лицо большим носовым платком.
– Вам нравится думать, что вы другой, но вам же известно, что это не так.
– Вы убили моего отца и мою мать, Рорке. И вы в самом деле думаете, что сможете купить меня?
– Родители ровно ничего не значат, Моллой. Они просто средство доставки ваших генов. Я чужд сентиментальности. Сантименты – это дешевые и в то же время опасные эмоции. – Он улыбнулся. – Вам стоит выпить, Моллой. Обезвоживание в пустыне – вещь опасная. Почему вы не пьете?
Рорке, не отводя глаз, в упор смотрел на него. Что-то привлекло взгляд Коннора. Ярко-красный нейлон. Лямка. Лямка через его правое плечо. Затем он увидел лямку через свое левое плечо. Он протянул руку за спину и нащупал свой рюкзак.
Господи боже. Его рюкзак при нем! И вроде был с ним все время… как, черт побери?..
Рорке. Это все шуточки Рорке. Он стянул рюкзак через голову, отстегнул и откинул клапан и вытащил изнутри одну из двух канистр, массивных и тяжелых, наполненных водой. Он отвинтил крышечку, поднес канистру ко рту и жадно глотнул. И едва ли не сразу же сплюнул, кашляя и содрогаясь в рвотных спазмах.
Это был бензин.
Он вернул крышечку на место и взялся за вторую канистру. Бензин. Но как? Что происходит? Он припомнил магазин, в котором они покупали эти канистры; он сам на задах магазина наливал в них холодную воду. Сунул в рюкзак и держал при себе. Рорке никоим образом не мог залить их бензином.
Он глянул в лицо Рорке, увидел, как его глаза внимательно следят за ним, и все понял. Досконально понял игру Рорке. Он снова решительно поднес канистру ко рту и, стараясь не дышать, не вдохнуть этот запах, откинул голову назад, напрягся и начал пить.
Вкус был чудовищный. Коннор подавился. Он с силой заставил себя проглотить эту жидкость, обхватил губами горлышко канистры, качнулся и проглотил, содрогнулся и проглотил – и так раз за разом, заставляя себя. Он пил, пока канистра не опустела, и вытер рот тыльной стороной ладони. Вкус и запах бензина исчезли. Это была вода, чистая свежая вода.
Он навинтил крышечку и сунул пустую канистру обратно в рюкзак, чувствуя, как к нему возвращаются силы.
– Вы были правы, мне в самом деле стоило попить. – В упор посмотрев на Рорке, он развернулся и пошел ко входу в пещеру. По мере его приближения свистящий визг радиопомех превратился в сущую какофонию, а навстречу ему из пещеры ползло зловоние. Летучие мыши, с отвращением понял он. Пещера внутри кишела ими. Он видел, как они летают, слышал, как они шуршат перепончатыми крыльями, пищат и взвизгивают.
Сама эта пещера была маленькой и невзрачной; это не она, подумал Коннор, не может быть. Ловушка? Затем в тридцати ярдах, по другую сторону, он увидел второй вход. Похоже, это что-то вроде приемной пещеры, думал он, пересекая первое помещение. Он не обращал внимания на звуки, которые по мере его продвижения становились все исступленнее. Он миновал второй вход и, потрясенный, остановился на месте как вкопанный.
Эта пещера была огромной. Куда больше, чем она показалась ему от входа. В тридцать, сорок, может, в пятьдесят раз больше. Ни одно из беглых описаний не могло дать даже отдаленного представления о ней. В ней стояла величественная тишина кафедрального собора, но размеры пещеры многократно превышали любой собор или вообще любое здание, которое ему доводилось видеть в жизни. В нем гнездились и летучие мыши, но они обитали где-то высоко, и их писк был неслышен.