«Все зависит от точки зрения, Моллой. Ты смотришь на меня и видишь монстра; я же смотрю в зеркало и вижу джентльмена».
«Нет, Рорке, – подумал он, – не в этом случае. Джентльмены никогда не носят такого». Держа кулон в руке, он пересек пещеру, прошел мимо столба, вбитого в расщелину в скале, и швырнул кулон в долину. Тот еще не успел исчезнуть из вида, как Коннор повернулся и пошел обратно в Пещеру демонов.
Теперь это была его пещера.
Он увидел свою обувь как раз перед входом, натянул ее и завязал шнурки, после чего уверенно вошел в пещеру. Сначала он держался поодаль от пентаграммы, но потом пожал плечами, переступил окружность и медленно пошел к центру, где и остановился в молчании.
Он снова услышал слова Рорке: «…любой уверен, что сможет справиться с этим – с той силой, которой ты пытаешься лишить меня этим вечером. ‹…› Но в этом мире больше нет понятия „добро против зла“. Добро против зла превратилось в
Коннор вышел из пентаграммы, и внезапно ему стало как-то не по себе. Снаружи занимался рассвет, и в воздухе, скорее всего, еще стояла прохлада. Солнце окончательно раскалится часа через два, не раньше. Он подумал, что ему стоит пуститься в дорогу. Именно сейчас.
Там, где полагалось ждать такси, стояла машина, и Коннора охватило мрачное предчувствие. Это был белый «мерседес», который не имел ничего общего с такси.
Когда до него оставалось добрых четверть мили, дверца со стороны водителя открылась, и оттуда показался человек в коричневом костюме, с короткими волосами и с авиационными очками на лбу. Он отвесил ему вежливый поклон. Да это же майор Ганн, узнал он его, когда подошел поближе.
Ганн открыл для него заднюю дверцу и с предельной почтительностью придержал ее:
– Я подумал, что, должно быть, тут проблема – если из такси, которое вас доставило, высадились два человека, а возвращается только один…
– И вы не знали, кем может быть этот один?
– Нет, сэр. – Ганн позволил себе намек на улыбку.
Коннор тяжело опустился на заднее сиденье. Дверца закрылась. Ганн включил двигатель, и салон заполнился прохладным воздухом из кондиционера. Коннор полулежал, наслаждаясь им, затем взял холодную бутылку минеральной воды, которую протянул ему Ганн, и не отрываясь осушил ее.
Несколько минут Ганн вел машину в молчании. Затем он тихо сказал:
– Я рад, мистер Моллой. Я очень рад.
– Да и я очень рад, – сдержанно согласился Коннор. Он откинулся на спинку сиденья и закрыл глаза.
Рорке ошибался. Можно менять вещи и события. Если у тебя хватает решимости.
Сквозь полуприкрытые ресницы он посмотрел на лицо Ганна в зеркале. Еще предстояло проверить – может ли плохой человек стать хорошим? Или хороший – плохим?
Впереди его ждала и печаль. Придет время, когда к нему придет подлинная глубокая скорбь о матери. А потом, спустя какое-то время, он возьмет Монти на руки, отнесет ее в какой-нибудь тихий уголок, где и скажет ей, что они должны пожениться. Нет, это будет не вопрос, а утверждение.
Он покончил с бутылкой минеральной воды и взялся за другую, которую Ганн автоматически протянул ему. Он качал ее на руках, прижимал к щекам, катал по лицу, стараясь хоть немного умерить ожоги солнца.