Короткое падение

За столиком Гибсона ждала еда. Он отодвинул тарелку и взял статуэтку в руку, мысленно прикидывая ее вес. Перевернув, поискал углубление в основании. Большим пальцем нащупал его и освободил лепесток, скрывающий крохотную полость. Первоначально предназначенная для хранения важных заметок, эта дырочка была вполне достаточной для флешки. Однако он все равно был немного удивлен, когда флешка упала в его ладонь…

Дюк Вон вел дневник еще со студенческих времен. Как человек, который всегда верил в судьбу, он утверждал, что со временем это поможет ему написать мемуары. Хотя Дюк часто говорил о нем, никто ни разу не прочитал в нем ни слова, поэтому «дневник» Вона-старшего стал чем-то вроде семейной легенды.

Гибсон миллион раз видел, как отец сохраняет данные на компьютере и на флешке, а потом прячет карту памяти в мраморной статуэтке. После его ареста ФБР изъяло отцовский персональный компьютер. На его жестком диске содержалось достаточно улик, способных разрушить репутацию Дюка. Компьютер так и не вернули, и, скорее всего, эта флешка была последней копией записей, которые вел Дюк Вон.

Гибсон вставил ее в свой ноутбук.

На экране появилась единственная папка с надписью: «Личное». Выскочило окошко, предлагающее ввести пароль. Когда Гибсон начал интересоваться компьютерами и шифрованием, то первой «жертвой» стал отец. Это был первый пароль, который он взломал. Его первое преступление. Вторым стало превышение скорости, за которое его, тогда еще ребенка, остановила полиция.

Гибсон ввел нужный пароль, и окошко исчезло.

В папке оказалось более тридцати файлов, и каждый именовался годом, в котором он был создан. Самые ранние файлы относились к эпохе конца семидесятых. В целом же эти записи охватывали жизнь Дюка Вона в бытность студентом, становление его политической карьеры и череду событий вплоть до его «самоубийства». Всего более двух миллионов слов. Некоторые записи были невероятно короткими, вроде такой: «7 октября 1987 года. Терпеть не могу агитировать избирателей. Ненавижу это». Эта заметка была сделана во время одной из предвыборных кампаний. Другие были намного более серьезными и насчитывали много страниц. Записи становились более проницательными и отчетливыми. Отец писал о стычках с важными партийными шишками, о проводимых в штате законах. Было множество заметок о совещаниях и целые философские размышления о политике.

Гибсон запустил программу сканирования всех документов по ключевым словам. Он ввел слово «бейсбол» и ждал, пока компьютер проверит все отцовские записи и отыщет все те, в которых встречается это слово. Результатом стало около двух тысяч совпадений. Гибсон нахмурился и добавил к поиску слова «Сюзанна» и «Гибсон». Программа снова сделала свою работу и через некоторое время просигналила о ее окончании. На этот раз было найдено одно-единственное совпадение.

На первый взгляд запись выглядела довольно безобидной – рассказывалось о совместном выезде на бейсбольный матч, который был сорван из-за капризного ребенка. Гибсон медленно читал, мысленно представляя голос отца, звенящий в каждом слове, и прислушивался, стараясь выявить что-нибудь необычное. Но внешне все выглядело так, как будто человек просто озабочен состоянием дочери своего друга. Гибсон дочитал до той части, когда у Медвежонка по-настоящему сдали нервы. Все в той или иной мере совпадало с его собственными воспоминаниями, пока он не дочитал до эпизода, которого совершенно не помнил:

Я устроил личную встречу с Мартинесом. Это шанс для Бена уладить дело с заместителем лидера фракции после того, как мы разошлись в мнениях по поводу закона о безработице. Правильное требование, но оно нам дорого обошлось. До промежуточных выборов восемнадцать месяцев, но нужно было срочно залатать трещины.

Очень трудно смириться с тем, как сейчас ведет себя Сюзанна. Пора принимать решение. Бен хотел отложить, но я уже сбился с ног, устраивая эту встречу. Это все еще продолжается. В общем, договорились, что я заберу Сюзанну и отвезу в Вирджинию, а Джордж останется с Гибсоном и Беном. Очень не хотел оставлять Гибсона одного, но у заместителя лидера фракции тоже есть сын – и примерно такого же возраста. Все было правильно, тем более что, как мне сказали, Гибсон перенес ситуацию намного лучше, чем ожидалось. У этого парня определенно есть будущее.

Сюзанна была совсем разбитой, пока я не увез ее со стадиона. Я сохранял дистанцию, но она то и дело начинала беситься. Она такое вытворяла! Предложил купить ей бейсболку, и это, казалось, на некоторое время успокоило ее. Недалеко от машины отыскал небольшой магазинчик. Она не захотела кепку с эмблемой «Ориолз». Ладно, никаких «Ориолз». Нет, конечно, нет. Но ведь это был их домашний матч. Что еще можно было найти в этом чертовом магазине? Она снова заплакала. Парень за стойкой порылся в коробках и отыскал две бейсболки «Филлис». Он и сам не понял, как они у него там оказались. Купил обе – подумал, что это хоть как-то поможет ее успокоить. Кепка оказалась ей велика, но настроение девочки резко улучшилось. Тогда я скомкал кепку как мог и сделал так, чтобы она держалась у нее на голове. Это едва ли не – осчастливило ее, и, слава богу, она заснула на заднем сиденье и проспала всю дорогу.

А «Ориолз» тот матч проиграли…

Теперь Гибсон вспомнил ту кепку. Вторую бейсболку так и оставили на заднем сиденье во время возвращения домой. Он спрашивал отца о ней, но так и не получил ответа. Дюк бросил ее в мусорную корзину, когда они возвратились в Шарлоттсвилль. Гибсон никогда не ассоциировал ту бейсболку с Медвежонком. До настоящего времени.

И вдруг он понял, что все было неправильно. Все неправильно! Ничего определенного на флешке он не нашел, но там было достаточно, чтобы подпитать терзающие его сомнения. Гибсон взял бейсболку «Филлис» и снова взглянул на нее. Билли был прав: в ней, в этой кепке, было заключено сообщение, и у него было отвратительное чувство, что это сообщение предназначено именно для него. По словам Билли, Сюзанна не переставала думать, как связаться с ним, когда он сидел в тюрьме.

Что же ты пыталась мне сообщить?

Гибсон не стал надевать бейсболку, а положил ее к себе в сумку. «Голубая луна» потихоньку заполнялась посетителями. В углу один из участников вечерней развлекательной программы настраивал гитару. Гибсону нужно было уединиться в тихом месте, чтобы просмотреть остальную часть отцовского дневника. Он должен был найти что-нибудь еще…

Вон собрался, оплатил счет и вышел через боковую дверь на парковку. Это было, конечно, рискованно, но он должен был срочно связаться с Дженн. Обломки его мобильного телефона валялись на парковке у автозаправочной станции в Пенсильвании. Во многих старых мотелях еще имелись телефоны-автоматы. Ему нужно было такое место, где он мог бы укрыться на ночь и убить сразу двух зайцев.

Сев во внедорожник, Гибсон уже вставил ключи в зажигание, когда чья-то рука, крепкая и холодная, как железо, закрыла ему рот, ловко повернула и надавила на шею. В кожу, словно осиное жало, уткнулся шприц.

– Тихо, тихо, – прошептал скрипучий голос. – Сейчас я отвезу тебя к твоему папочке…