Хранитель детских и собачьих душ

22
18
20
22
24
26
28
30

Его кровь была теплой и сладкой, словно кровь ребенка. Руфь стояла на коленях, с красным ртом и давилась от слез. Да, она рыдала! Чувство горькой утраты, невыразимой потери переполняло ее, словно она прощалась с детством, зная, что безмятежное вчера никогда больше не повторится.

«Неужели я боюсь за Людвига? Боюсь, что потеряю его, что он умрет? Да, я боюсь! Ведь я люблю, люблю, люблю его…» Руфь была ошеломлена – земля ушла из-под ног. Она, нелюдь, живой мертвец, влюблена в человека! Как это вышло? Да, верно, он очень мил. Скромный, деликатный, знает массу интересных вещей и забавных историй. Ну и что с того? Возможно, она слишком долго была лишена нормального человеческого общения? Подвалы, чердаки, кладбища. А ведь она родилась свободной, беззаботной крестьяночкой– хохотушкой, впитавшей с детства просторы полей, щебет птиц, ласковую свежесть весенней зелени… Не то, все не то… Острова и капитаны, чудесные рассказы по вечерам, теплые сумерки, веющие мятой и ванилью, щекотно и сказочно… Нет! Людвиг такой хрупкий, мужественный и трогательный, как ребенок, он щедр, он добр, он нуждается в защите и заботе. Кто угодно мог бы обидеть его, да я сама могла бы убить его без всякого труда, – калека, беспомощный калека! В нем, в Людвиге, с беспощадной ясностью вдруг отразилась ее мечта, ее тоска по красоте, по нежному, беспечальному миру, щедрому к хорошим и сердечным людям. «Девочка, ты погибла», – сказала себе Руфь. Когда вампир рождается, когда он приходит в мир, дитя смерти и боли, злобы и страха, он расстается со своим прежним человеческим «я». Мысли, чувства, желания – ничего этого больше нет и быть не должно.

«Я привязалась к этому человеку, я погибла. Конечно, выход есть. Выход есть всегда. Чтобы вновь обрести свободу, я должна убить его. Немедленно. И бежать, бежать прочь отсюда, не оглядываясь. Вперед к своей старой, привычной жизни дикого зверя. Прятаться в подвалах и на чердаках, кочевать из города в город, меняя адреса и страны в поисках новых жертв. Таиться. Выжидать. Охотиться».

Руфь поняла, что не хочет больше так жить. Жить вдали от Людвига.

«Что ты можешь дать ему, глупая? – шептал внутренний голос. – Семью, детей? Ты мусор. Просто мусор, проклятое богом и людьми чудовище. Когда он узнает, кто ты на самом деле, он отшатнется от тебя с омерзением. Не тешь себя напрасной надеждой на призрачное счастье. Он никогда не будет твоим».

Руфь все понимала, но ничего не могла поделать. То, что росло в ней, было выше и сильнее ее. Корни странного растения оплели ее мертвое сердце, и ветви шумели высоко над головой. Она чувствовала себя птицей, беззащитной безропотной птицей, замершей на волнах ветра. Ветер, ветер нежности омывал каждое перышко, делая ее душу свободной и зыбкой как песок, она была горда и несчастна одновременно.

Мне ничего не нужно от него, просто быть с ним рядом. Рядом.

* * *

Она не ожидала, что беда случится так скоро. Просто однажды ночью ее прошлое постучалось в дверь.

Эта ночь была вполне подходящей для охоты, чистое небо, новолуние. Вампирша проехала несколько остановок на метро (тайком выскользнув из дома), затем некоторое время шла пешком. Вот и пустырь. Заброшенный клочок земли на окраине города, поросший дикими травами, пристанище бездомных кошек и собак. Здесь она находила себе пищу, гуляла под луной, жадно вдыхая запахи трав и уносясь мечтами к звездам. Давно, еще до встречи с Людвигом, она приходила сюда, это место было для нее особенным. Она любила представлять, что этот островок диких трав – дверь в другой, неведомый мир. Травы и звезды над головой. Ветер в волосах. Запах свободы. «Вот сейчас я закрою глаза, – говорила она себе, – а потом открою, и окажусь совсем в другом месте, неизвестном, удивительном мире, где нет запретов и страха, где все свободны, как этот ветер, и нежны друг к другу, как эта ночь». Сюда не доносился шум машин с автострады, и роза ветров исключала всякое проникновение запахов человека – запахов кухни, пластмассы и немытых тел от близлежащих многоэтажек. Руфь была счастлива здесь.

Она плотно поужинала, отловив какую-то несчастную пеструю кошку, и теперь стояла с закрытыми глазами, подставив ноздри свежему ветру. Ветер, ветер, вей с луны, принеси мне лунные сны. Внезапно она ощутила чье-то присутствие за спиной.

– Расслабься, малышка. Это всего лишь я, – произнес знакомый до отвращения голос.

Она резко обернулась. В нескольких шагах от нее стоял, ухмыляясь, ее враг. Тот, кому она когда-то доверяла, слепо доверяла. Тот, кто предал ее и оставил подыхать в сыром подвале. Дэвид.

Ее кулаки сжались, глаза превратились в узкие щелочки.

– Я и не думал, подруга, что ты такая живучая.

– Как видишь, ты ошибся, – Руфь с трудом выплюнула эти слова.

Они молча смотрели друг на друга, оценивая, просчитывая шансы, вычисляя следующий ход.

– Ты выжила, молодец. И даже неплохо устроилась, как я погляжу. Сестричка милосердия, а? Но что же ты делаешь ночью на этом вонючем пустыре, а? Где твой дружок-калека? Почему ты не высосешь его, а жрешь здесь всякую падаль?

– Убирайся прочь! – Руфь была вне себя от гнева. Этот ублюдок следил за ней, подумать только! Вот дерьмо.

– И не подумаю. Я хожу, где хочу, и ни у кого не спрашиваю разрешения. А может, нам с тобой вспомнить старые добрые времена, сестренка, а? Я чуток проголодался. Угости меня своим пациентом, медсестричка. Мы славно поужинаем.

– Не смей его трогать! Если ты к нему прикоснешься хоть пальцем, я…