Должна признаться, в этом был привкус тонкой иронии.
Глава 58. Карла
Конечно, Карла не всерьез говорила о невыносимой тоске по Поппи: ей нужно было любой ценой добиться от Лили согласия.
Впервые за много месяцев она чувствовала себя почти прежней. Со смертью Эда Карла перестала быть ребенком, который все делает неправильно. Теперь ей не приходилось круглые сутки слушать вопли Поппи, от которых звенело в ушах: дочь была лишь неприятным напоминанием (будто оно ей требовалось), что, не забеременев, Карла сохранила бы свободу. Она стала лучше высыпаться, хотя ей постоянно снилась мама. Иногда посреди ночи Карла резко садилась в кровати, уверенная, что Франческа жива, и лишь через несколько мгновений все вспоминала. Девушка плакала горючими слезами, жалея, что не повидалась с ней перед смертью! Но сейчас ей предстояло убедить судью в своей невиновности.
Нелегко быть ответчиком, а не адвокатом, как вскоре осознала безутешная Карла. Хоть бы разбираться в том, что происходит! Ну почему она не выбрала специальностью уголовное право, а пошла на гражданское?
Пока Лили готовилась к слушанию о залоге, где решится, останется ли Карла в тюрьме до суда, девушка пыталась припомнить все дела об убийствах, которые изучала в колледже.
– Мне же только и надо, что заявить «невиновна», – говорила она, сидя в изоляторе.
– Все не так просто. – Лили посмотрела в свои записи. – Судья рассмотрит доказательства – на дверях парадного и черного ходов нет следов взлома – и решит, представляешь ты опасность или нет.
– Опасность? – обиделась Карла. – Кому?
– Так ведь судья тебя не сто лет знает, ему лишь известно, что ты убила своего мужа. Обвиняемых в убийстве редко выпускают под залог, хотя такие случаи бывали.
Лили начала раздражаться. Карла это уловила и сочла за лучшее не давить. Ей до сих пор не верилось, что Лили согласилась взяться за ее дело. Ей очень повезло – по крайней мере, так сказала Лили, – что слушание о залоге назначили так скоро.
Когда Карла предстанет перед судьей, он увидит, что она никакая не убийца: Лили снабдила ее шампунем, феном и расческой, правда, узкой и круглой вместо привычной массажной. Еще Лили принесла ей скучную коричневую юбку до середины икры, хотя Карла подробно объяснила, что именно хочет надеть из своего гардероба.
– Эта уместнее, – отрезала Лили. – Сейчас каждая мелочь имеет значение.
Старается, с неохотой признала Карла. Неужели ей удалось пробудить в Лили сочувствие, назвав Эда козлом и рассказав жалостливую историю о младенце? Или решающую роль сыграл аргумент, что этот процесс поможет ее карьере? Или все понемногу?
Было бы куда проще, если бы Лили была любезнее, а не такой грубоватой и резкой. Холодной… Тело Эда уже остыло… Это казалось невозможным. Все случившееся казалось невозможным. Карла надеялась, что вот-вот проснется в своей комнате – не в доме Эда и Лили, а у себя дома. В Италии.
Солнечный свет льется сквозь ставни. Слышно, как дети идут мимо дома в школу. Живущий по соседству старик ворчит на туристов, и мама, красавица мама, зовет ее певучим голосом: «Карла! Карла!»
– Карла Джилиана Макдональд, вы признаете себя виновной?
Они уже стоят перед судьей? Карла оглядела зал. Как легко унестись мыслями в другую страну… Как легко отгородиться от действительности…
Все смотрели на нее. Издалека. Вблизи. Взгляды то наплывали, то удалялись. Комната покачивалась. Перекладина перед местом обвиняемого была скользкой – у Карлы вспотели ладони. В ушах звенело.
– Я невиновна, – через силу ответила она.