Как ты смеешь

Я беру пульт и переключаю канал, но и там показывают Тейси.

– Бет всегда говорила: зачем жить, если не рисковать? Умереть можно в любой момент, – ее лоб блестит. Как же меня бесят ее острые зубы. – Мы все это осознаем.

А потом на экране появляется Бринни Кокс. Она рыдает точно так же, как рыдала за несколько часов до матча, когда провалила контрольную по химии, и за несколько часов до контрольной, когда Грег Лури назвал ее «плоскодонкой».

– Она была такой талантливой, – тушь у нее растеклась, и Бринни стала похожа на енота, – и всегда заражала нас своим оптимизмом.

После этих новостей показывают репортаж об аресте.

На экране вспыхивает надпись: «Муж тренера группы поддержки обвиняется в убийстве».

Какой простой способ описать это совсем не простое дело.

Фотография, которую показывают в новостях, сделана как будто в каком-то ином мире, о котором я ничего не знаю: Колетт и Мэтт Френч со счастливыми лицами. На голове Колетт пышная свадебная вуаль.

Я вспоминаю, как он сидел тогда во дворе. Каким спокойным казался. Но разве он не всегда был таким спокойным? Тень, мелькающая на задворках, незаметная на фоне наших нелепых выкрутасов? Как странно теперь понимать, сколько всего скопилось у него внутри. То, что мы по ошибке принимали за отсутствие эмоций, пресность, Большое Ничто, оказалось всем. Раненым сердцем. Отчаянным сердцем.

– По этому каналу что, только чирлидерш показывают? – возмущенно вскрикивает усталый будущий отец в соседнем кресле. И осекается, увидев мою форму и блестки, размазанные по ногам.

Мать Бет возвращается после разговора с врачом и двенадцати сигарет, выкуренных на стоянке.

Она говорит, что череп Бет треснул в трех местах.

«Я ждала ее, – вот что повторяла Бет, лежа на полу в зале, уставившись пред собой невидящим взглядом. – Куда она подевалась?»

И все время, пока ее везли на каталке, она повторяла, как пластинка, которую заело: «Когда она вернется? Я ее ждала».

Сидеть в больнице нет смысла, поэтому в два часа ночи я еду в полицейский участок, сажусь и жду там.

Я вижу Колетт только через час: она сидит в самом дальнем углу с пачкой ментоловых сигарет – сейчас не время для сигарет с гвоздикой. Дым клубится у нее изо рта.

Она видит меня и говорит «привет».

Мы садимся в мою машину. Она все время посматривает на дверь участка, как будто ждет, что полицейские придут за ней и скажут, что ей нельзя находиться здесь одной.

Я не рассказываю про Бет и не спрашиваю, знает ли она.

Сейчас ее очередь рассказывать. И она начинает.