Он вдруг выпрямляется, быстро ставит ноги на пол, хватает пакет из-под сэндвича и принимается бешено писать.
– Адреса нет, о’кей. Нет проблем. Как это пишется? О-А-Н. О’кей, прекрасно. – Дэвид вскакивает на ноги и победно вскидывает руку вверх, как статуя Свободы, держащая факел. –
Но отпраздновать победу мы не успеваем. Кэти добавляет что-то еще, и на лице Дэвида отражается разочарование.
– Ага, ясно. В таком случае продиктуйте мне все имена, пожалуйста. – После нескольких «угу» и «ага» он наконец закругляет разговор: – Огромное вам спасибо, Кэти. И вам тоже хорошего дня.
Он вешает трубку и разворачивает кресло ко мне.
– Их трое. В восьмидесятых в Огденсберге работало трое врачей. Три психиатра по имени Марк с фамилией, которая начинается на букву «С». У нас есть какая-нибудь дополнительная информация? Ричард еще что-нибудь говорил?
– Нет. Что-то короткое. Похожее на фамилию еврея.
– Что ж, восхитительно, потому что этих трех парней, должно быть, принимал на работу Вуди Аллен. У нас есть Марк Слоан, Марк Шифф[21] и Марк Стил. Кэти дала мне номера их телефонов того времени.
– Три человека по имени Марк с фамилией на «С», и
Ричард и я сидим у меня в кабинете и едим один бублик на двоих – со сливочным сыром и зеленым луком. Он пришел раньше, чем я ожидала, я как раз завтракала, а он выглядел голодным. Мы заключили сделку и по ее условиям должны были разрушить стены, которыми себя окружили, когда он стащил мой запас бухла и стал меня этим шантажировать. Но теперь это не имеет значения. Я не пила ни глотка уже несколько недель. И мне известны его тайны, а ему – мои.
– У вас сыр на губе, – говорит Ричард и протягивает мне салфетку.
– Спасибо. Что ж, вернемся к делу. Хотите верьте, хотите нет, но я все еще хочу поработать с вашей историей болезни. Закончить с тем самым дерьмом, над которым бьюсь с тех пор, как вы здесь появились: информация о психическом здоровье, информация о физическом здоровье, аресты, госпитализации и так далее.
– А что, в моей истории болезни ничего этого нет? – Он хитровато ухмыляется.
– Нет. А почему вы улыбаетесь?
– Я не улыбаюсь. Слушайте, вы же помните, как я просил вас ничего не записывать? И прошу о том же сейчас. Очень. Я не хочу оставлять никаких следов. – Он не смотрит на меня и мнет кепку, лежащую на стопке газет.
– А как насчет Огдена и доктора Марка? Разве вы не должны были подписывать разные согласия на то или иное или бумаги об освобождении?
Ричард качает головой.
– Он никогда не заставлял меня ничего подписывать. Даже не просил. Я всю жизнь провел под контролем, вечно на виду. И повторю – я не хочу, чтобы остался какой-то бумажный след.
– Ставили ли вам в тюрьме официальный диагноз депрессия?
– Думаю, да. Доктор Марк говорил, что у меня все симптомы депрессии и этого… все время забываю… пост… – как его там. Но я считал, что это все ерунда. Я же не ветеран войны и не участвовал в сражениях.
ebooksa