Обман

22
18
20
22
24
26
28
30

– А вы никогда не пытались разузнать что-нибудь о его девушке? Мы недавно говорили о ней – когда его посадили, у него была девушка. Вам о ней ничего не известно?

– Нет, не припомню. – Я слышу слегка раздраженные нотки в его голосе, как будто он устал от моих расспросов.

– Простите, что никак от вас не отстану, но я в отчаянии. Я делаю все, чтобы понять, что происходит с Ричардом, вот уже много месяцев, и вы единственный человек, который способен прояснить ситуацию. Вы уверены, что у вас нет ничего, что могло бы мне помочь? Записи, заметки… хоть что-нибудь? Любая мелочь? Мне необходимо знать, почему его сочли нужным поместить в больницу. Должен быть какой-то диагноз, обязательно.

Доктор Слоан глубоко вздыхает.

– Я еще поддерживаю отношения с некоторыми коллегами из Огденсберга. Если вы в таком безнадежном положении… что ж, наверное, я смогу просмотреть кое-какие файлы, и, может быть, там что-то и найдется.

– Это было бы замечательно! Мне пригодится любая, абсолютно любая информация. Спасибо вам.

– Если я что-нибудь отыщу, то непременно вам позвоню.

– О, пожалуйста, доктор Слоан. Спасибо, что уделили мне время.

Повесив трубку, я никак не могу отделаться от ощущения, что я все еще там же, где и была. Марк Слоан не ответил на мои вопросы. То есть ответил, разумеется, но не на те. И о чем предупреждал меня Ричард?

2 марта, 15:20

Я сижу за столом и роюсь в Интернете, когда раздается стук в дверь. Я закрываю страничку браузера, дотягиваюсь до ручки и открываю.

Мне приходится снять очки и встать, чтобы полностью осознать, что за посетитель стоит на пороге моего кабинета. Это Лукас. Здесь, у меня. На работе. Я смотрю на его руки и даже заглядываю за спину в поисках букета роз. В этой сцене всегда присутствует букет роз. Потом принюхиваюсь. Если я не смогу уловить запах его туалетной воды, то, значит, все это сон. Однако нос забивает аромат амбры и специй с едва заметными нотами алкоголя и фруктов. У меня тяжелеют руки и темнеет в глазах. Букет Лукас не принес, но он держит перед собой серый картонный поднос с четырьмя стаканами кофе – наверняка дорогого и с каким-нибудь вычурным вкусом. Запах туалетной воды и спрея для волос вытесняют запахи ванили, карамели и кофейного пара.

Сколько раз я видела это во сне? Я знаю, что должна немедленно захлопнуть дверь и позвать Дэвида, но не могу пошевелиться. Мне вдруг приходит в голову, что кофе – это некий жест извинения или предложение мира. Сколько я уже торчу в дверях, как статуя?

– Привет, Сэм. – Голос Лукаса, одновременно хрипловатый и какой-то прилизанный – словно соленая морская вода, с шорохом набегающая на гладкую гальку, – заползает в мой кабинет, как туман.

– Я не могу… – Я не здороваюсь в ответ, потому что не в силах составить связное предложение. Мне нужно стряхнуть с себя шок и сказать ему, чтобы он убирался из отделения.

– Я понимаю, что не должен тут находиться, но мне было необходимо с тобой увидеться. Ты не отвечала на мои сообщения, но я знал, что могу всегда найти тебя здесь.

Слова Лукаса помогают мне стряхнуть паутину, опутавшую мой мозг.

– Нет, ты не должен тут находиться. Это абсолютно запрещено. Это нарушение неприкосновенности частной жизни, и, если ты сейчас же не уйдешь, я вызову охрану.

– О’кей, о’кей. – Он поднимает свободную руку, как будто сдается. – Обещаю, я пробуду здесь совсем недолго.

– Ты вообще нисколько здесь не пробудешь, Лукас. Мне нечего тебе сказать. Пожалуйста, уходи.

– Ну давай хотя бы выпьем кофе – это все, о чем я прошу. Просто выпей со мной кофе и послушай меня пару секунд.