Обман

22
18
20
22
24
26
28
30

Увидев, что я, как ведьма на метле, мчусь по коридору, Джули внезапно возвращается в реальность. Она вздрагивает и что-то лепечет, но заикается и замолкает. Наверное, ее крохотный жалкий мозг все же подсказывает ей, что она связалась не с тем человеком и лучше ей меня не злить и извиниться. Приближаясь к кабинету, я набираю скорость. Джули замирает с открытым ртом, придумывая, что сказать, и, поскольку ей не приходит в голову посторониться, я врезаюсь ей прямо в плечо, при этом не сводя с нее глаз. Она спотыкается и почти отбегает от двери. Я продолжаю сверлить ее убийственным взглядом, пока засовываю ключ в замочную скважину. Джули что-то мямлит и пошатывается на своих каблуках, но ничего внятного из ее рта так и не вылетает. Я распахиваю дверь и на прощание крепко хлопаю ее по плечу. Со зловещей улыбкой на губах я наблюдаю, как она пятится назад, с ярко-розовым пятном блеска для губ на безупречно белом свитере.

5 января, 17:34

Я дважды звонила Рэйчел в кабинет, и она ни разу не взяла трубку. Видимо, ушла на собрание администраторов. Прекрасно. Теперь самое время. Можно подбросить ей резюме и при этом не столкнуться с ней лицом к лицу.

Я придерживаю резюме и папки с заключениями левым локтем, а наверху лежит листок с окончательными выводами. С виду он ничем не отличается от обычной служебной записки или памятки для персонала, и я старательно убеждаю себя, что так оно и есть. Толстовка почти полностью прикрывает папки, и я быстро иду по коридору к выходу на черную лестницу. Потом осторожно придерживаю дверь, чтобы она не хлопнула и не выдала мое присутствие. Стук сердца, как это часто бывает, отдается у меня в ушах, и мне кажется, разносится эхом по всей лестнице. Добравшись до нужного этажа, я тихонько приоткрываю дверь и едва ли не на цыпочках снова выхожу в коридор. На полу лежит какой-то пациент и спит, свернувшись в позе зародыша. В другое время я бы обязательно его разбудила, но сейчас, не дыша, обхожу неподвижное тело, уповая на то, что он не проснется. Вход в кабинет Рэйчел находится всего в нескольких ярдах.

Я достаю из-за пазухи лист с выводами, и сердце бьется уже так оглушительно, что мне становится страшно – вдруг этот звук разбудит спящего. Я в последний раз быстро перечитываю то, что написала, нагибаюсь и подсовываю бумагу под дверь Рэйчел. Все кончено. Пути назад больше нет.

Воодушевленная, наполненная какой-то новой силой, я почти на крыльях лечу к лестнице и спускаюсь на первый этаж. Приходится держаться за перила, потому что я боюсь выронить заключения. Дверь, ведущая на первый этаж, открывается с помощью огромной горизонтальной ручки, на которую нужно с усилием нажать. Я протискиваюсь в нее и оказываюсь в нашем архиве. Здесь почему-то нереально жарко. В самом конце помещения, куда почти не проникает свет, стоит старый деревянный шкаф, где хранятся личные дела работников больницы. По идее я не должна иметь доступ ни к этому шкафу, ни к собственно архиву, и я ни за что не сумела бы проникнуть сюда, если бы кто-нибудь позаботился сменить код на двери после того, как комнату переделали в архив. Раньше тут был лаунж для персонала. Я работаю в «Туфлосе» достаточно давно и не раз видела, как помещения меняли свое назначение в связи с увеличением числа пациентов.

И вот теперь я стою здесь, с остатками «контрабанды» в руках, и в алфавитном порядке засовываю исходные заключения ДПЗ в личные дела сотрудников. Я убираю файл с заключением по Фрэнку Игнасио, работнику охраны, в папку с его именем. Дальше идет личное дело Мэри Кинни, моей любимой медсестры. Ее заключение отправляется туда. Никаких заключений с фамилий на букву «J» у меня нет[19]. Наконец, я ставлю на место тоненькую папку с личным делом Джули Уотсон, вытираю пыльные ладони о рубашку и набрасываю на плечи толстовку. Я закончила. Все заключения, которые надо было разложить по личным делам, мирно покоятся там, где они должны быть. А мне нужен большой стакан крепкого напитка, чтобы забыть о том, что я сейчас сделала.

10 января, 11:00

Голова гудит от разных тревожных мыслей. Кажется, они сталкиваются друг с другом и разлетаются в стороны, как бильярдные шары. Мне все время мерещится, что на лице Ричарда горящими красными буквами написано слово «Убийца». Я бросаю на него нервный взгляд и тут же думаю о Рэйчел. Что, если ей вздумается проверить личные дела и самой просмотреть заключения ДПЗ, чтобы убедиться, что я сделала все согласно ее стандартам и нигде не напортачила? Или она достаточно мне доверяет?

Пока я прикидываю и оцениваю все возможные последствия, Ричард вдруг ставит что-то на стол, прямо передо мной, и прерывает ход моих размышлений. Я несколько раз моргаю, чтобы переключиться, и вижу маленькую, как раз на один шот, бутылочку виски «Джек Дэниелс», вроде тех, что продают в дьюти-фри в аэропортах.

– Что это еще за черт?

– Виски. Вас трясет, – бесстрастно сообщает Ричард.

– Ричард, в отделение нельзя приносить алкоголь. Меня могут за это уволить. Уберите это отсюда, пожалуйста, и поскорее.

– Никто не знает, что я принес алкоголь. И никто сюда не зайдет. Дверь заперта, а вам явно нужно выпить.

– Мне не нужно… Нет. Уберите виски, Ричард. Поверить не могу, что после всех уступок, на которые я ради вас пошла, – позволяла вам просто сидеть в кабинете и читать газеты, в то время как вы ни разу не удосужились помочь мне и заполнить анкеты, – вы вот таким образом воспользовались моим доверием. Уберите это с моего стола.

Я не смею смотреть ему в глаза и не смею смотреть на бутылку. Он протягивает руку и убирает виски. «Как, мать его, он сумел пронести в больницу алкоголь?» Я в ярости оттого, что он посмел предложить мне выпить, и в то же время внезапно осознаю, до чего же мне это действительно необходимо.

Ричард отвинчивает крышку и снова передает виски мне. Я держу бутылочку в руках и наблюдаю за ним. Он снимает кепку, достает из кармана еще одну точно такую же бутылочку и открывает ее. Потом чокается со мной и опрокидывает виски в рот. Почти бессознательно я тоже подношу бутылку к губам, глотаю, и горячая сладость обжигает мне горло.

Ричард берет бутылку, которую я все еще держу у губ, и осторожно убирает ее в карман вместе со своей. Снова надевает кепку и утыкается в газеты, как будто ничего не произошло. Я так поражена, что не могу вымолвить ни слова. Проходит несколько минут, но мне кажется, что это были несколько часов. Ричард смотрит на меня поверх очков, и я прихожу в себя. Открываю верхний ящик стола, достаю коробочку с мятными конфетками для освежения дыхания, кладу одну в рот и подвигаю коробку к Ричарду. Он не глядя берет две штуки. Мы вроде как продолжаем игнорировать друг друга, но на самом деле сейчас я слежу за ним внимательнее, чем когда-либо.

12 января, 15:09

Я только что очнулась на полу своего кабинета от очередного беспокойного сна. В последнее время я плохо сплю по ночам, поэтому дневная дрема в кабинете уже становится обычным делом. Сейчас мне приснилось, что я – одна из тех девушек-моделей, что расхаживают на боксерских матчах, держа над головой табло, где написан номер раунда. У меня идеальное тело и идеальные волосы, но я очень маленькая, совсем крохотная, потому что боксерский ринг – это тот самый ринг из игры восьмидесятых, где сражаются два боксера-робота, красный и синий. Лукас был красным боксером, а Эй Джей – синим. И каждый раз, когда кто-то из них наносил удар, их головы отваливались и улетали за пределы ринга, в толпу. Тогда выбегал Маверик, отыскивал среди скамеек нужную голову, приносил ее обратно и приставлял к телу. А я продолжала прогуливаться вокруг ринга со своим большим знаком и, когда я посмотрела на зрителей, увидела, что каждый из них – это Ричард.

Я пытаюсь выбросить сон из головы и не задумываться о том, что он значит. Дело с заключениями ДПЗ закрыто, Рэйчел, кажется, вполне удовлетворена, так что теперь я стараюсь концентрироваться на работе, не упуская из внимания ни одну деталь, чтобы не рвать на голове волосы, представляя себе, что будет, если правда все же выплывет на поверхность. Если мозг будет все время занят, я смогу убедить себя, что все в порядке.

Каждую неделю по пятницам в «Туфлосе» устраивается день посещений. Пациенты, которые хотят увидеться с родными, называют нам их имена, и после того, как мы тщательно проверим их и проведем предварительную беседу, они могут нанести визит в больницу. Передо мной лежит список фамилий родственников, которые дали мне мои пациенты, но до сих пор у меня никак не доходили руки их проверить. И сейчас мне нужно поторопиться, чтобы эти люди смогли завтра прийти в «Туфлос».

Стопка историй болезни на кресле рядом со мной. Я внимательно читаю историю взаимоотношений в семье, скрупулезно изучаю психосоциальные профили, выискиваю и решаю, допускать ли посетителя к больному или нет. Большинство этих имен мне уже знакомо, поэтому я уверенно беру свою большую красную резиновую печать и ставлю «одобрено» напротив той или иной фамилии. Тружусь я с удовольствием – эта работа одновременно и монотонная, что меня вполне устраивает, и полезная.