Обман

22
18
20
22
24
26
28
30

– Я уже довольно давно ничего о нем от тебя не слышал, – продолжает Дэвид, держа ладонь у подбородка, чтобы крошки не попали на стол.

– Ну, я уже довольно давно его не видела. В последнее время мы много ссорились, и у меня кончились силы. Не хотелось разбираться с этим дерьмом, я устала от его поведения и все такое. Так что я решила немного отдохнуть от Лукаса, – отвечаю я, тоже с набитым ртом.

– И как он к этому отнесся?

– Честно? Я даже не уверена, что он вообще это заметил. Спорю на что угодно, вокруг него полно других женщин, всегда есть кому согреть его эго и его постель. Прошло уже… сколько?.. недели три, наверное. Он послал мне пару-тройку сообщений. Спрашивал, намеренно ли я его избегаю. Он знает, что я на него злюсь. Он поцеловал какую-то девку на той пафосной новогодней вечеринке, а до этого опять нюхал кокаин, и мне надоело его вечное вранье. В общем, я свалила. Пока. Думаю, он считает, что мне просто нужно время. – Я длинно, со странным всхлипом вздыхаю и делаю большой глоток кока-колы.

– Но разве ты сама не поцеловала официанта? – Дэвид поднимает бровь, кусает сэндвич и вытирает салфеткой рот. Его кабинет немного просторнее моего, но, когда Дэвид напускает на себя высокоморальный вид, мне кажется, что или он раздувается, или стены начинают сужаться.

– Да, но я поцеловала официанта только в отместку Лукасу, за то, что он присосался к какой-то совершенно незнакомой посторонней женщине. Я не специально вышла на балкон, чтобы целоваться с официантом. Просто он оказался там единственным человеком, когда часы пробили полночь. Я бы и рыбу поцеловала, если бы она была мужского пола, а рядом больше никого не было.

– Ты собираешься с ним порвать?

– Уфф… я не хочу этого делать. Не хочу разговаривать про это дерьмо. Я знаю, что ты его недолюбливаешь и что тебе, типа, известно, что между нами происходит, но честно, у меня сейчас нет сил это обсуждать, и мне бы очень хотелось, чтобы ты оставил меня в покое и больше не говорил про Лукаса.

Да, я ною, потому что не хочу принимать никаких решений насчет Лукаса. И уж тем более чтобы меня заставляли их принимать.

– Я давно не видел следов жестокого обращения, – медленно произносит Дэвид. Со смыслом, естественно.

– «Следов жестокого обращения»? Почему ты называешь это так? Я не пациент. И тебе не нужно меня лечить. Ты давно не видел крови в волосах или синяков. Я поняла. О’кей. Это потому, знаешь, что я давно не была у Лукаса, а он давно не был у меня. Поэтому… Господи. Чего ты от меня хочешь? Я не желаю об этом разговаривать, сказала же. – Я запихиваю в рот остатки сэндвича и надеюсь, что Дэвид воспримет этот как знак – ему пора заткнуться.

– Я думаю, без него тебе лучше. – Он быстро поднимает руки. – Все-все, я молчу, – и тоже быстро доедает сэндвич и сцепляет пальцы.

Я смотрю в окно, на строительные леса. Он все же заставил меня думать о Лукасе и о том, что же я действительно собираюсь делать. Я так привыкла любить или ненавидеть его, что теперь он мне нужен – затем, чтобы хоть чем-то занимать мозг. Любовь и ненависть – это одна и та же гребаная хрень, позитивная и негативная стороны одного и того же чувства, тех же действий, эмоций. А я жажду – другого слова не подобрать – отчаянно жажду безразличия.

Когда он зовет меня, мне есть за что держаться. Есть на что злиться, есть причина вести себя как стерва. Но если это прекратится, где я окажусь? С чем останусь? Заменить это дерьмо нечем, а мне необходима ежедневная доза дерьма, чтобы жить. Я на него подсела, поэтому мне нужно все больше и больше. Я повторяю себе, что больше не хочу, что мне больше этого не нужно, что без этого мне в тысячу раз лучше, но очень скоро мой мозг начинает вопить: еще, еще, еще…

20 января, 15.15

Сейчас у меня групповой сеанс, я сижу, погрузившись в свои мысли, и жду, когда все подтянутся. Теперь я начинаю наконец понимать, что мое время с Лукасом подошло к концу. Истек срок годности нашей связи, потому что я так захотела. Порвав с Эй Джеем, я разбудила в себе некую часть мозга, которая отвечает за здравомыслие. И я знаю, что скоро должна официально разорвать отношения с Лукасом, иначе снова струшу, растеряю всю решительность и вернусь к нему. Целыми днями я думаю о том, как мне будет хорошо без него, и он не сможет больше меня избивать и унижать, и мне все равно никогда не удастся его спасти… а потом моя голова взрывается.

Пациенты уже собрались. Мы рассаживаемся кружком, постепенно все разговоры затихают, и все смотрят на меня. Ждут, когда я объявлю тему сегодняшней беседы.

– Всем привет. Сегодня я хочу поговорить с вами о том, что для некоторых может оказаться немного болезненным. Как вы знаете, это самое безопасное место для того, чтобы обсудить все, что накопилось на душе, все мысли, которые, может быть, терзают вас и не дают покоя. Все вы находитесь здесь для того, чтобы поправиться, отдохнуть, набраться сил и встать на ноги. Иногда очень важно повернуться лицом к своим страхам, и сегодня именно этим мы и займемся.

– Мы будем говорить о мужьях? – спрашивает Нэнси.

– Возможно. Вообще я хотела, чтобы мы побеседовали о жестоком обращении близких. О насилии.

– Ха! – Анна откидывается назад и складывает руки на груди. – Значит, о мужьях.