– Я никогда не утверждал, что мне удалось хорошо позаботиться о ком-либо из вас. Родители делают для детей только то, что считают самым лучшим. Даже если терпят сокрушительный провал в выполнении своих обязанностей.
Слезы собрались в уголках его глаз, когда он смотрел на разложившееся лицо моей мамы. Я сглотнула, не зная, куда мне отсюда идти. Кажется, мои семейные отношения совсем не те, какими казались. Натаниэль подошел ближе к отцу и уставился на маму. Это было уже слишком. Я должна покинуть это место.
Считается, что чудовища – уродливые и пугающие. Они не должны скрываться за дружескими улыбками и аккуратно подстриженными волосами. Добродетель, какой бы извращенной она ни была, не должна скрываться в ледяном сердце, под внешней заботливостью.
Горе не должно скрывать вину за неправедные поступки.
В каком мире могут сосуществовать такие огромные противоречия? Я стремилась найти утешение, держа скальпель в руках и вдыхая резкий запах формалина в воздухе. Мне нужно было провести вскрытие трупа, чтобы очистить мои мысли.
Я снова взглянула на маму. Возможно, мне отныне следует сосредоточиться на исцелении живых людей. Я повидала достаточно смертей, их хватит на десять тысяч жизней. Может быть, именно поэтому дядя и Томас начали экспериментировать с трансплантацией органов.
Томас. Я внезапно поняла, как сильно люблю его. Мне нужно быть с ним. Он – единственная истина, которая осталась в понятном мне мире.
– Куда, по-твоему, ты собираешься бежать? – спросил отец требовательным, резким тоном.
Даже сейчас, перед лицом этой мрачной лаборатории и всего того, что ему открылось, он хотел защитить меня от внешнего мира. Он слишком безумен, чтобы понять, что это место – именно то, от чего он спасал меня всю мою жизнь.
Здесь обитало гораздо более тяжелое заболевание, чем оспа, холера или скарлатина.
– Я собираюсь подняться наверх и запереть здесь Натаниэля, – ответила я, бросая на брата последний взгляд. Он гладил мамины волосы. – Затем я отправлюсь в Скотленд-Ярд. Пора каждому из нас получить свою правду, какой бы извращенной и ужасной она ни была.
– Ты это не серьезно! – ахнул Натаниэль, в поисках поддержки бросая взгляд на отца. Я двинулась через комнату, глядя на отца. Казалось, он разрывается между желанием поступить правильно и желанием защитить своего ребенка. Он него веяло нерешительностью.
– Твоего брата повесят, – тихо произнес он. – Скажи честно, ты могла бы смотреть, как его вешают? Разве наша семья недостаточно настрадалась?
Эта стрела вонзилась прямо мне в сердце, но я не могла похоронить правду. Если я не пойду в полицию, сожаления будут мучить меня всю оставшуюся жизнь. Эти женщины ничем не заслужили своих страданий. Этого я не могла сбросить со счета.
– Мама хотела бы, чтобы я поступала правильно, даже если это невообразимо тяжело.
Я смотрела на отца и сочувствовала ему. Каково это – знать, что ты вырастил дьявола? Вероятно, это все равно что сидеть изо дня в день рядом с чудовищем и не замечать его черной души.
Отец долгое мгновение смотрел на меня, потом кивнул. Я слабо улыбнулась ему, потом повернулась к брату. Несмотря на то что он совершил ужасные поступки, я все еще не могла найти в сердце ненависть к нему. Возможно, мы все сумасшедшие.
– Уодсворт! Одри Роуз! – с лестницы донесся полный паники крик, послышался топот ног по ступенькам. Через секунду Томас ворвался в комнату; второй раз в жизни он выглядел взъерошенным. Он остановился передо мной, окинул взглядом мое лицо и тело, уставился на запястья. – С тобой все в порядке?
Я смотрела на него и не могла ответить на его вопрос. Не могла поверить, что он действительно стоит здесь, со мной. На его лице промелькнуло чувство облегчения, потом он отвел взгляд. Он посмотрел на Натаниэля, прошел в комнату.
– Я предлагаю вам уйти раньше, чем за вами придет Скотленд-Ярд, – он перевел взгляд с потрясенного лица отца на лицо Натаниэля, и его голос был так же мрачен, как и выражение их лиц. – Вы ведь не можете всерьез считать, что я бы явился сюда без подготовки? – Томас грустно улыбнулся мне. – Мне жаль, правда, Одри Роуз. Это единственный случай, когда мне очень не нравится быть правым.