– Тебя забыли спросить.
– Никуда ты не поедешь, Данилыч, – хмыкнул Леха. – Я колесо пробил, «Нива» на дороге. Завтра надо в шиномонтаж или колесо новое где-то надыбать.
Сапог посмотрел наверх, в сторону пристройки, и наконец принял решение.
– Идите наверх, принцессы, – приказал он. – А взрослые дяди пока поговорят.
– Никаких «наверх», – качнул головой Данилыч. – Да что с тобой?! Умом тронулся? Опять в тюрьму захотел?!
Слева что-то зашуршало, послышался чавкающий звук.
Саша повернулась, ее глаза расширились в безотчетном страхе.
Керосин, придя в себя, сел. Он сорвал с себя плед и, осовело хлопая воспаленными глазами, щупал разбитые губы. Выковырял треснувший зуб, завороженно глядя на него, словно перед ним был редкой обработки алмаз, потом поднял мутный взор на девочек. С бледным лицом, заляпанным спекшейся кровью подбородком, всколоченными паклями сальных волос, он был похож на ожившего мертвеца.
– Доброе утро, – хихикнул Леха.
Керосин бросил осколок зуба на пол и глупо улыбнулся.
Саша ойкнула, судорожно переступив ногами. Мочевой пузырь девочки не выдержал, и она почувствовала, как колготки набухают теплым и влажным.
– Пустите нас! – едва не срываясь на крик, попросила Марина.
– Леха, отведи их наверх, – распорядился Сапог.
Керосин начал медленно и неуклюже подниматься. С первого раза ему это не удалось, и он снова сел.
– Нет! – взмолилась Марина. – Пожалуйста, нас будут искать!
– Леня, не бери грех на душу, – хрипло сказал Данилыч. Он сделал еще один шаг вперед и тут же согнулся, получив от Сапога резкий удар кулаком в грудь. На его морщинистом лице появилось выражение такого ошеломленного потрясения, словно он даже и мысли не мог допустить, что на него поднимет руку собственный сын.
Саша заплакала.
– Са… сапожек, – подал скрипучий голос Керосин – будто гвоздем по стеклу скребли. – Сапожок… Разговор есть…
– Веди их наверх! – заорал Сапог, сверкнув глазами в сторону Лехи.
– Нет! – взвизгнула Марина. Она ухватилась за руку уголовника, пытаясь оторвать ее от дверной ручки, но тот отвесил ей хлесткую оплеуху. Голова девочки беспомощно мотнулась, как надломленный подсолнух, и Саша заревела во весь голос.