– Тебе повезло, что я тут проездом. Еду, знаешь ли, за одной старушкой. Да-да, Мистер Говняжка. Есть любители выдержанного мяса. Да и географические масштабы нашего бизнеса увеличиваются, клиентская база постоянно пополняется. Теперь что касается тебя. Обычно, если происходит подобное, я ставлю партнера на штраф. Но с тебя, как я погляжу, кроме вшей, взять нечего.
– Пайк, дай хоть дозу… – прохрипел Керосин. Трясущиеся пальцы хватали грубые, перепачканные слякотью ботинки «зайца», но он отступил назад, затем с силой двинул наркоману в лицо, выбив очередной зуб.
– Ты похож на задроченный х… – сказал Пайк, отстегивая ремень. – Который прищемили дверью, дали пожевать дворняге, окунули в кипяток и положили сушиться на батарею. Больше не звони мне и удали мой номер.
– Я просил… купить… в аптеке… – Голос Керосина напоминал хриплый птичий клекот.
– Это к Чингизу. Я дурью не торгую, – качнул головой Пайк, усаживаясь в «Газель».
Толстяк повернул ключ зажигания, заворчал еще не остывший двигатель.
– Не хватало, чтобы старина Пайк, словно курьер, развозил ширево всяким упоротым пидормотам вроде тебя, – добавил «заяц».
– Пайк… Ты говорил… про документы, – Керосин с трудом выплевывал слова, будто осклизлые комья грязи. – У меня… есть… Вторая Красноармейская улица… дом четыре… ключи вот… в куртке… сейчас дам… там паспорт… тетка… то есть бабка… шестьдесят два года… Только она лежачая…
Пайк открыл окно, с интересом слушая окончательно выбившегося из сил наркомана.
– Ты же сам сказал… есть клиенты, – уже безо всякой надежды прошептал Керосин.
– Есть, – подтвердил Пайк. Он глядел на Керосина с каким-то веселым изумлением, словно перед ним выступал дрессированный суслик, выделывая забавные коленца. – А кто эта чудесная лежачая бабушка? Случаем не твоя мама?
Керосин молчал, лишь хрипло дышал и бессмысленно вращал обезумевшими глазами, белки которых были сплошь пронизаны кровяной сеткой.
– Значит, твоя, – кивнул Пайк. – Нет, лежачие старушки сейчас не в тренде.
– Дай хоть что-нибудь, сука! – брызгая слюной, завопил Керосин, и Пайк улыбнулся, выплюнув на грязный снег жвачку:
– Лови. Большего ты не стоишь.
Фыркая и чадя едким дымом, «Дон-Пончо» уехал прочь.
Керосин, распластавшись, лежал прямо на утоптанном снегу и истошно выл в яростном бессилии.
Все пропало.
Все.
Теперь Чингиз распилит его пополам и кинет в канализационный люк.