По коже горячей волной прошла крупная дрожь, и Марина без единого звука опустила топор на мужчину. Она целила в шею, но Леха в последнюю долю секунды словно почувствовал что-то неладное и приподнялся, чуть повернув голову в сторону. Лезвие вошло в лицо вертикально, как нож в воздушный торт, оставив глубокую рубленную рану от лба до подбородка. Пузырясь, хлынула кровь, в темноте казавшаяся жидкой грязью.
Леха заверещал от страха и нестерпимо рвущей боли. Судорожно скинув одеяло, он поднялся на ноги, орошая пол кроваво-алым дождем. Попытался руками нащупать рану, пальцы влезли в оголенный хрящ – все, что осталось от носа, и Леху обуял неподдельный ужас, тут же сменившийся бешенством.
Марина отступила назад, испуганно глядя на пошатывающееся существо с разрубленным наполовину лицом.
– Ии…к. Блядь, я убью тебя! – отхаркивая кровяные кляксы, взревел Леха. Язык высовывался, как пиявка, словно пытался поймать льющийся поток крови. Рассеченные губы разошлись в стороны, обнажая влажно-розовые десны, глаза застилал багряный туман. Он сделал неуклюжий выпад вперед, кулак вскользь задел голову Марины, и она, вскрикнув, упала, но топор в руке сумела удержать. Массивный перстень на среднем пальце мужчины рассек ей бровь до кости, по щеке девочки заструилась кровь.
– Сука!!! – продолжал душераздирающе визжать Леха. Ему казалось, что голова его разваливается надвое, как перезрелый арбуз.
Марина, всхлипнув, отползла назад, пытаясь подняться. Ослепленный собственной кровью, Леха в ярости махал кулаками, постепенно слабея и теряя силы.
Дико закричав, девочка снова подняла топор и с силой опустила его насильнику на ногу, почти полностью перерубив пальцы на левой ступне. На мгновенье Леха замер, затем колени мужчины бессильно подогнулись, и он грузно осел на пол.
– Т… ты… что? – захрипел он, булькая кровью. Широкая щель на лице напоминала пещеру, из которой толчками выплескивалась багровая лава.
Марина заплакала. Спотыкаясь и скользя босыми ногами по теплой жиже, она вновь замахнулась топором, который на этот раз показался ей тяжелее рельсы. Леха слегка отстранился влево, и лезвие лишь чиркнуло его по плечу. По инерции девочку занесло вперед, и она едва не упала на истекающего кровью мужчину.
– Сдохни… – шептала сквозь слезы Марина, в третий раз поднимая над головой топор. Она почувствовала, как цепкие пальцы насильника словно клещами сжали ее щиколотку, и с истошным криком обрушила свое страшное оружие. Лезвие сорвало правую сторону лица Лехи, и срубленная плоть повисла сочащейся тряпкой. От удара клинок слетел с топорища, больно стукнувшись обухом по большому пальцу ноги Марины.
– Не… надо, – проскулил Леха, трясущейся рукой пытаясь прилепить болтающийся шмат лица обратно. – Прошу… не… надо.
Поскользнувшись на лужице крови, Марина упала, выронив бесполезное топорище. Жесткие мозолистые пальцы не выпускали ее лодыжку, и девочка, визжа от страха, дергалась, как червяк, насаживаемый на крючок. Наконец ей удалось ухватить слетевший клинок, скользкий от крови, и она, встав на колени, приставила его к глотке мужчины, на которой судорожно пульсировал кадык.
– Не надо, – прошептал Леха, и Марина резко рванула клинок в сторону. Кожа на шее разошлась, и мужчина заклокотал. Крича и плача, девочка пилила глотку насильника, пока он медленно не завалился на пол, клокочущие звуки перешли в глухие хрипы. Рука Лехи не выпускала ногу девочки, и она, не удержавшись, упала прямо на него, продолжая плакать.
Вскоре он затих.
Всхлипывая, Марина попыталась освободиться, но хватка покойника была сродни стальным тискам.
Щурясь в темноте, девочка нащупала клинок топора и с помощью его принялась отгибать скрюченные пальцы. Дело шло медленно и неохотно, пару раз она даже поранилась, оставив на своей коже глубокие царапины.
Наконец ее нога была свободна, и Марина выпрямилась, пытаясь унять бешеный стук сердца.
«Только бы не проснулся тот, второй», – пронеслась у нее мысль.
Девочка перевела взор на залитый кровью клинок.
Пока она думала, каким образом можно насадить его обратно на топорище, внизу скрипнула дверь.