Харизма

Теперь понятно, почему при взгляде на нее сразу кажется, что она пленных не берет.

Я спрашиваю:

– А как Роза?

Она выслушивает мою спину стетоскопом.

– Боюсь, все так же.

Я стараюсь не думать о том, как чужеродные ДНК вгрызаются в мой организм. Доктор Калдикотт осматривает мои лимфатические узлы. Ее лицо ничего не выражает.

Я говорю:

– Доктор Стернфилд упомянула, что у меня появились какие-то странные антитела, вероятно, после того, как я побывала в Индонезии. Может, именно поэтому я не в коме и больше не теряю сознание.

– Может быть. Было бы проще ответить, если бы мы узнали, где доктор Стернфилд.

Я прочищаю горло.

– Могло ли случиться, что я передала это кому-то в своей семье или своему парню?

В первый раз по-настоящему назвать кого-то парнем так сладостно и горько одновременно.

– Слишком рано судить. У вас была интимная близость?

Мои щеки вспыхивают.

– Мы только целовались.

– Тогда скажи ему, чтобы был начеку и следил, не появятся ли симптомы. Мы даем такую инструкцию всем членам семьи и прочим, кто контактировал с вами.

Я чувствую себя переносчиком тифа.

Доктор Калдикотт направляется к Хлое, у которой по-прежнему жар. Потом она уходит, не ответив на вопрос, когда мы сможем выписаться.

Несколько минут спустя возвращаются мальчики. Кроме Ксавьера, которого забрали для дополнительного осмотра. Мы разбредаемся по комнате, не слишком искренне пытаясь убедить друг друга, что все оставшиеся чувствуют себя неплохо. Даже Хлоя – которой определенно нехорошо. Теперь мы уже не смеемся, и тишину нарушают лишь выкрики протестующих и гудки машин, которые доносятся снаружи.

Шейн прячет руки в карманы.