Харизма

Я застываю в неподвижности. Поверить не могу, что Роза покинула нас. Навсегда. И ради чего? Просто потому, что она хотела поговорить с парнем, который ей нравился, и отчаялась настолько, что поддалась на уговоры доктора Стернфилд, которая теперь виновна в убийстве.

Взгляд доктора Калдликотт на мгновение устремляется куда-то в окно, поверх наших голов, но потом она снова собирается и прочищает горло:

– Мы провели ПЦР-анализ и он показал, что у вас всех в крови присутствует один и тот же вирус – вероятно, вирусный вектор, который использовала доктор Стернфилд, чтобы доставить измененную ДНК. Обычно врачи, разрабатывающие генную терапию, делают вирусные векторы не заразными, но из-за ее горячности что-то могло пойти не так.

Себастьян спрашивает:

– Но вы можете вылечить его?

– Первый шаг к этому – идентифицировать его. Все вы будете регулярно получать интерферон, который помогает против многих других вирусов. Но даже если мы обезвредим вектор, использованный в CZ88, вполне вероятно, что ваши симптомы – результат воздействия измененной ДНК, которую он переносил. А она может остаться в ваших клетках даже после того, как вирус перестанет распространяться. Все сложно.

Конечно. Сложно. А это означает, что они никогда не успеют разобраться в этом вовремя. Я не чувствую жара – наоборот, мне холодно, очень холодно.

Кажется, даже с Шейна слетело его нахальство. Он качается на стуле – отклоняется назад, замирает, опираясь на две ножки, а потом приземляется обратно с громким глухим стуком – снова и снова.

Доктор Калдикотт сообщает:

– Мы сообщили об этом вашим родителям, и пока что им нельзя будет посещать вас.

Она глубоко вздыхает.

– Я очень сожалею о том, что случилось с Розой. Всегда чертовски досадно, когда кто-то умирает таким молодым.

Она просит мальчиков забрать вещи из своей палаты. Джесси задерживается, чтобы собрать вещи Хлои, а я собираю свое и прихватываю маленький блокнот, который оставил Ксавьер. Я перелистываю страницы, на которых перечислены десятки разных генов вперемешку с неразборчивыми заметками. Вплоть до последней страницы я надеюсь найти что-то ценное, но в конце я обнаруживаю лишь надпись МУСОР, накарябанную огромными буквами, как будто он решил, что все его предположения ничего не стоят.

Сестра в медицинской маске сопровождает нас к воздушному шлюзу, из которого нас будто засасывает в палату. Испуганные глаза мальчиков блестят над масками. Мы безразлично решаем, где будет чья кровать.

В помещении, где мы оказались, нет окон. Оно ярко освещено и отделано пластиком от пола до потолка. Слышится монотонный гул – потенциально заразный воздух, который мы выдыхаем, проталкивается через систему фильтров. Медсестра задерживается лишь на несколько минут, а потом извиняется и уходит. Как только закрывается дверь, мы срываем маски. К черту их. CZ88 уже и так пронизывает нас насквозь.

На ресницах Себастьяна блестят слезы, и на мгновение он замирает неподвижно.

– Бедная Роза. Как вы думаете, она успела получить хоть какое-то удовольствие от «харизмы», не знаете?

Я комкаю платок.

– Она прыгала от восторга, потому что она наконец смогла встречаться с парнем, в которого влюбилась.

Я делюсь с ними тем немногим, что мне известно о Розе, словно отдавая дань ее жизни. Ведь предполагалось, что именно это стремление прежде всего и побудит нас принять «харизму»? Чтобы тебя замечали, чтобы тебя узнавали, стремление быть среди людей. Как посмела доктор Стернфилд использовать нас таким образом?