– Потому что это плохая идея.
– И это человек, который только что подговорил меня украсть в магазине сережки! – это заявление привлекает взгляды нескольких прохожих. Ну и плевать. – А я все равно пойду.
– Как твоей душе угодно, детка.
– Неужели тебя это не бесит?
– Бесит, конечно же.
– Тогда нам надо что-то сделать.
– Это ничего не изменит, – отвечает Сэм, – мы все равно останемся на обложке.
Мы привлекаем еще больше внимания. Я сердито буравлю глазами тех, с кем встречаюсь взглядом. Потом так же смотрю на Сэм, удрученная тем, что она совсем не злится. Я хочу видеть ее такой, какой она была час назад, когда призывала не держать в себе гнев, но ей на смену пришел совсем другой человек, размякший от того же «Ксанакса», который сейчас зудит во мне.
– Я все равно пойду!
– Не надо, – говорит Сэм.
Я поворачиваюсь и, подхлестываемая яростью, шагаю дальше, бросая Сэм через плечо, насмешливо растягивая слова:
– Я у-хо-жу-у-у.
– Куинни, подожди.
Поздно, я уже дошла до угла и ступила на пешеходный переход, хотя на светофоре горит красный. Сэм, кажется, продолжает меня окликать, но ее голос растворяется в шумной многоголосице города. Я иду вперед, сжимая в кулаке газету, отказываясь останавливаться до тех пор, пока не окажусь лицом к лицу с Джоной Томпсоном.
Миновать пост охраны просто так не получится. Он расположен в вестибюле, в двух шагах от переполненных лифтов. Можно было бы рвануть к их постоянно открывающимся и закрывающимся дверям, но дежурный охранник выше меня сантиметров на тридцать. Ему не составит труда в два шага преодолеть вестибюль и перегородить мне дорогу.
Так что я со свернутой газетой в руке направляюсь прямо к нему и заявляю:
– Мне нужно увидеться с Джоной Томпсоном.
– Имя?
– Куинси Карпентер.
– Вы с ним договаривались?