Поворот, второй, третий. Четвёртый – последний…
Ключ резко вытолкнуло из замка, Камский едва успел поймать его, поспешно пихнул связку в карман джинсов…
Дверь распахнулась настежь.
Наверное, это было странно, но Константин испытал подобие облегчения. За порогом виднелись уже знакомые сумерки из сна.
«Если ад захочет, он может оказаться и за твоим порогом».
Женька стоял метрах в пятидесяти, лицом к отцу. Камский медленно шагнул к нему, готовясь увидеть, как сын отдаляется, не подпуская к себе… Женька остался на месте, и Камский прибавил ходу, а через несколько шагов сорвался на бег, не выпуская из виду худощавой русоволосой фигурки. Все чувства расплавились в жгучем, бешеном стремлении – добежать, успеть…
– Женя!!!
Горло сдавило спазмом – предвестником слёз. Константин крепко прижал сына к себе: сглотнул – тягуче, с болью… Но голос вернулся, и Камский зашептал – торопливо, сбивчиво, часто смаргивая навернувшуюся на глаза влагу:
– Я пришёл, видишь… Пришёл. Сейчас уйдём, я тебе обещаю… Женя, сынок…
– Что, так и не вспомнил?
Вкрадчивое удивление прозвучало совсем рядом. Константин машинально рыскнул взглядом влево-вправо, пытаясь увидеть говорящего. Потом отрицательно мотнул головой:
– Мне нечего вспоминать.
– Дело твоё, – хмыкнула пустота. – Но ответов-то всё равно хочется? Нет?
– Я недавно слышал, что некоторых ответов лучше не знать, – упрямо сказал Камский. – Или что-то изменилось?
– Абсолютно ничего! Просто… теперь мне хочется, чтобы ты знал.
Константин не стал отвечать, молча поднял сына на руки. Женька прижался, обхватил его шею с цепкостью существа, пережившего что-то невообразимо жуткое.
И могущего повториться в любой миг.
Камскому осатанело захотелось что-нибудь сделать с пустотой. Неважно что, но – обязательно почувствовать её страдание…
– А что можно сделать с пустотой? – озадачился голос. – Знаешь… ничего.
Константин сжал зубы, шагнул к светлому пятну дверного проёма. Пустота дала ему пройти метров пять и сочувственно проговорила: