Нелюдь

Ян исподлобья следил за ней, потирая ноющее запястье основанием левой ладони, не желая снимать кастет. Страха не было.

Уже знакомый скрип ступенек заставил его замедлить движения. А когда из погреба показалась голова новой гостьи, Дергач напрочь забыл о боли.

Это была Оксана. Дочь Инквизитора и единственная настоящая любовь Яна. Убитая им почти два десятка лет назад – желанием показать, «кто самый крутой на дороге» и двумя стаканами «Абсолюта», выпитыми за полчаса до этого. Круче всех оказался гружённый металлоломом «КамАЗ», кровью подмочивший репутацию новенькой спортивной «японки» и её водителя.

Оксана выбралась из погреба и пошла к Дергачу. Девушка была одета точно так же, как и в тот июньский день. Босоножки, шортики и топик с изображением орхидеи. Тогда Ян не знал, насколько столкновение изуродовало её. Сам он пребывал в затопленном болью полузабытьи, пока не пришёл в себя в подвале несостоявшегося тестя.

Сейчас он увидел.

Лицо Оксаны почти не пострадало, если не считать нескольких мелких ссадин на лбу и левой щеке. А вот на месте правого виска зияла глубокая рваная рана. Некогда белокурые, а теперь мокрые от крови пряди прилипли вокруг неё неровным красным ореолом, чуть дальше оттопыривалось изломанное ушко с содранной до хряща кожей.

Шея справа смотрелась жутким, выстреливающим напористыми алыми струйками месивом. Дергач перевёл взгляд ниже. Он помнил, что шортики Оксаны были светло-бирюзовыми, топик – белым. Сейчас же всё – сплошь, без просвета – было сырым, красным.

– Я-а-анчик…

Оксана остановилась в метре от своего бывшего мужчины. Внутри у Дергача что-то перевернулось: её голос был тем же самым – чувственным, хрипловатым. Не изменившимся.

– Янчик, – повторила она. – Я… Я тебя… Я тебя ненавижу, мразь! Зачем ты поехал пьяным?! Паскуда, дегенерат!

Он вздрогнул. Не от страха – от неожиданности. Оксана презрительно скривила пухлые губки:

– Правильно тебя папа уродом сделал…Тварь безмозглая!

Притихшее бешенство снова получило пищу. Еле сдерживая желание раздробить девушке переносицу, Дергач медленно помотал головой.

«Не говори так».

– Что, не нравится? – зло бросила Оксана. – Не-е-ет, ты у меня сейчас всё выслушаешь, гнида ущербная… Только сначала второй глаз отдашь. Сам.

Страха не было. За словами Оксаны потащился шлейф издевательских старушечьих хохотков: как будто в душу плевали. Ян глухо рыкнул горлом и ударил.

Кастет вмялся девушке в лицо, и она рассыпалась десятка на два маленьких, высотой с литровую банку, совершенно одинаковых Оксан.

– Время маленьких неприятностей! – К старушечьему хохоту добавилось злое писклявое веселье лилипуток. – Глаз отдай! Отда-а-а-а-ай!

Они слаженно и очень шустро бросились к опешившему Дергачу. Ян машинально пнул в середину визжащей своры, сбив два маленьких тельца, но остальные мгновенно окружили его. На джинсах повисли три Оксаны, цепкие ручки ухитрялись прихватывать кожу, словно клешни или щипчики. Боль была терпимой, но на пределе…

Дергач завертелся на месте, дрыгая ногами в нелепом «танце». Стряхнул одну лилипутку, но две другие сноровисто ползли вверх, обе по левой штанине, спереди и сзади. Остальные хлынули в стороны, остерегаясь грохочущих по полу берцев. Но не разбежались, а замерли, взяв Яна в кольцо. На крохотных лицах застыла одинаковая гримаса – смесь нетерпения и злобы.