– Может, и тебе такой кросс устроить? Шварц из «Бегущего человека» от зависти уделается… А, Ромаха?
– Я-то что? Не надо…
– А кто мне у проходной всю малину чуть не изгадил? Я же тебя предупреждал, что у клиента глюки начаться могут?
– Ну… – виновато буркнул бодибилдер.
– Обоссать – так всю Луну! – раздражённо съязвил Скальцев. – Мало ли что он там мог увидеть: карету или машину времени, твоё дело – ничему не удивляться и поддакивать. Если бы он там соскочил, я бы тебя уволил без половины здоровья. Про выходное пособие вообще молчу.
– Я больше не буду, – испуганно, совсем по-детски сказал Роман. – А почему у него глюки?
– Потому что – я так хочу! – довольно осклабился Всеволод. – Ладно, соображалку расчехли и втыкай сюда. Про ЛСД слышал?
– Психоделик, типа…
– Опаньки, Ромаха конкретно в теме! Хвалю. Короче, я эту хрень достал, и не простую – а одно из производных, вдобавок – концентрированную. А у Глебыча на работе человечек есть, проныра ещё тот – но мне по жизни должен. Он ему обработанного курева и всучил несколько пачек: якобы на халяву досталось, за полцены отдаёт. Не удержался бывший одноклассничек от такой скидки, прикупил никотина с добавочками. Там их надо-то – по фильтрам мазнуть… Доза крохотная, но в организме постепенно накапливается: кумулятивный эффект – если по-научному. А потом: «Вижу монстров целый тюк, мозг мой схавал дядя Глюк!» Главное было – рассчитать, чтобы у него галлюцинации раньше времени не расплодились со страшной силой. Но дядя Сева всё прикинул ювелирно, оцени!
Скальцев расхохотался, но почти сразу же стал серьёзным:
– Жопу с яйцами ставлю против рваного гондона, что Глебычу сейчас чертовщина всякая мерещится. Он бы и в городе жутиков хапнул, но на кладбище атмосфера гораздо круче способствует… Гляди, как мечется: туда-сюда, опа, опа! Я бы сейчас реально раскошелился, чтобы увидеть, от какой срани этот дятел так шарахается.
Бодибилдер поёжился, глядя на прыгающее изображение. Потом тихонько спросил:
– А если он того… Пройдёт?
Всеволод безмятежно пожал плечами:
– Ромуля, я чуть умственным инвалидом не стал, пока всю эту канитель не придумал. Да и лавэ сюда влито нормально: не рупь и даже не доллар… Люблю
– Не врубаюсь…
– Рождённый не врубаться – на «Майбахе» не ездит!
Скальцев вдруг ощерился во весь рот, превратив лицо в жутковатую маску. Здоровяк напрягся, ожидая чего угодно, но Всеволод заговорил – зло, отрывисто, не терпящим пререканий тоном:
– Если эта сука кладбище пройдёт и полным дураком не станет – то здесь и сдохнет! Завалим и закопаем, кто его тут искать-то будет? Он ведь никому не сказал, что сюда поедет. Я с Геннадьичем договорился, прослушкой его обложили плотнее некуда. С протёкшей крышей я его, может быть, отпущу, пусть живёт. Наташке такой дурдом под боком нахрен не упёрся, не настолько она «аля-улю», чтобы с дурилкой кладбищенской жить. Пошлёт, без вариантов. А я ведь красиво, по-человечески с ней хотел, любовь-хреновь… Луну с неба достать, брюликами украсить и подарить! Зачем ей этот нищеброд сдался, не пойму – хоть убей! Я ведь двенадцать лет этого ждал, Рома, двенадцать лет! Они ведь меня тогда – перед выпускным – душой на дерьмовую горку положили и пинка дали: катись, Сева! Ладно, не хотели по-хорошему, получайте по полной программе. Я уже не старшеклассник с папой на зарплате, сейчас могу и не таким жизнь усложнить… А если Наташка и потом морду воротить начнёт, я церемонии разводить не буду. Где-нибудь захомутаю, на дачу привезу, к кровати привяжу – и драть буду! А как устану, виагрой закинусь – и опять. И на следующий день, и ещё. Во все щели драть буду суку, без остановки, до крови! На иглу посажу, ручной зверюшкой сделаю. Ноги мне лизать будет, «Лебединое озеро» голой на битом стекле танцевать – всё, что мне в голову взбредёт. По-моему всё будет, Рома, по-моему!
Он замолчал, продолжая щериться: мечтательно, страшно… Потом распорядился: