– А я, представьте себе, не знал, – оправдывался Дима, – потому что с матом я познакомился в старших классах, когда в нашей среде стало считаться шиком употреблять арго.
– Арго – это что? – уточнила Вика.
– Условный язык, понятный только особенной социальной горстке. В общем, типа фени, только круче.
– Почему? – удивилась Вика.
– Ну, понимаешь, голубка моя, если ты просто материшься в разговоре – это плохое воспитание, а если ты сознательно сквернословишь в приличном обществе, зная о последствиях и нарушая социальное табу, – это уже эстетическая позиция, художественный жест.
– Ничего не поняла, но звучит красиво, – восхищенно выдохнула Вика и, достав пачку сигарет, спросила Диму: – Вы не возражаете, если я закурю? Вы так интересно всё сейчас о мате объяснили, что мне надо расслабиться, чтоб ваши слова уяснить.
– Курите-курите, – охотно согласился Дима и угодливо пододвинул массивную стеклянную пепельницу поближе к Вике, – я люблю женщин, которые курят. Это так романтично, напоминает мне стихи Блока:
Правда, здорово?
– Охуеть, – нервно прикурив сигаретку, Вика жадно затянулась и, выпустив клубы ароматного дыма, пояснила: – И не думала, что когда-то буду говорить на арго. А это прикольно, хочешь попробовать, Люд, а?
– Я как-нибудь воздержусь, – сухо заметила Людочка, искренне стесняясь перед Димой за поведение подруги. – Может быть, позже, смотря как получится.
– Ну ты и даешь, подруга. Стесняешься, что ли?
– Ну, может, и стесняюсь. Мне как-то непривычно с первой встречи материться, мы же всё-таки девушки.
– И что? Если ты девушка, не имеешь права говорить на том же языке, что и мужики? А вы что думаете, Дима?
– Я с вами полностью согласен. Я ведь эту историю из детства рассказал именно для того, чтобы показать, насколько деструктивна наша культура. Она – причина ханжества, желания казаться лучше, чем ты есть. Отсюда – ментальное расслоение общества. Поведение людей ограничивают, навязывая им определенные стереотипы. Если ты материшься и не скрываешь своих желаний – то ты бескультурный, а если ты вежлив и скрытен – то сама интеллигентность. Хуйня! Это еще американцы доказали. Нужно, чтобы кто-то первым послал всех на хуй, и тогда все последуют его примеру. Это как Элвис Пресли в музыке – он вышиб дверь в новый мир, а все вошли за ним следом. Он сделал сексуальную революцию в своей стране, первым запев о том, что ему нравится крошка и он хочет с ней перепихнуться. Это покруче октябрьского переворота Ленина.
– Охуеть, – охотно согласилась Вика и, докурив сигаретку, изящно затушила ее в пепельнице. – Никогда не думала, что искусство – это так увлекательно.
– Понимаете, голубки мои, Уильям Берроуз в свое время сломал хребет американской литературе, а Хантер Томпсон выбросил труп американской мечты на помойку. Так и мы – мы должны сделать то же самое с нашей сраной культурой, лишить ее мерзкой русскости, с паскудным национальным окрасом: крашеные яйца, деревянные ложки, омерзительная хохлома… Это же унижает нас, образованных людей, говорит о нашем низком происхождении. Не все же мы крестьяне, не всем нравится золото и навоз или розовые женские жопы в бане, как на полотнах Кустодиева. Кого-то привлекают и мужские попы, кстати! И это правильно, это много круче – ебать мужика вместо бабы. Кстати, хотите – свеженький анекдот о голубых расскажу?
– Ой, расскажите-расскажите, Дима, просветите нас, – засмеялась Вика и пихнула подругу в бок, – а то Людмила стесняется спросить, ей воспитание мешает.