Мастер теней

22
18
20
22
24
26
28
30

«Будет потом о чем с Викой посплетничать, чай, не каждый день вечеринки в честь новолуния устраиваются», – подумала она.

11

Вход в мастерскую Славы Цапли находился прямо на улице – на первом этаже того же дома, где жил художник Дима. Под дверью виднелась полустертая надпись «ART SKLIF», а к само́й двери зачем-то приколотили перевернутую пятиконечную красную звезду с ярко-желтыми серпом и молотом посередине.

Дима подвел Вику и Людочку к двери и три раза нажал на кнопку звонка.

– Вечеринка будет здесь? – поинтересовалась Вика, с недоумением разглядывая советскую символику на двери. – Он что, фанат Красной армии?

– Нет, ну что вы. Просто артист с большой буквы «а», – снисходительно пояснил своим спутницам Дима. – Он работает со стереотипами советского прошлого, наполняя их другим содержанием. Всё на продажу за рубеж. Made in Russia, hand-made.

– Это что значит? Переведи, – потребовала Вика. – Не выебывайся, говори по-человечески.

– Сделано в России, ручная работа.

– А, поняла. Это типа когда к шмоткам лейбы пришивают и под фирму косят, – догадалась Вика.

– Ну, в общем, да. Русское говно в фирменной западной обертке, – согласился Дима. – Но вы, голубушки, ему ничего такого не говорите, а то обидится. Образчик его искусства прямо перед нами на двери – перевернутый знак советской звезды. Что этот символ сейчас означает?

– Красную звезду, – уверенно произнесла Людочка.

– Да нет. Это значит, что советская власть молотком всегда била по голове, а затем серпом секла по яйцам любого, кто не согласен с ней. А чтобы советский человек об этим никогда не забывал, она всюду демонстрировала ему эти атрибуты наказания, чтобы он знал, что его ждет за любую провинность.

– Разве? Это же символы рабочих и крестьян, от имени которых правили коммуняки, – удивилась Людочка.

– Может, когда-то так оно и было, но сейчас это значит именно то, что я вам сказал, – заверил Дима. – Это и есть чистый постмодернизм – сохраняя форму, наполнять ее абсолютно другим содержанием. По-научному это называется переносом смыслов.

Наконец дверь открылась, обдав входящих клубами табачного дыма и звуками музыки группы U2. Хозяин мастерской, мускулистый наголо бритый бородач радушно улыбнулся гостям, обнялся с Димой, помог девушкам снять шубки, положил их в углу прихожей поверх целой груды верхней одежды, а букеты сунул под стол.

– Людей много – а вешалка только одна, – смущенно улыбнулся бородач и пожал плечами, – но вы не беспокойтесь, у нас не как в театре, из гардероба вещи не пропадают.

Дима без лишних церемоний надел свою куртку на гипсовую статую безымянного атлета, стоявшего у стола с одеждой, засунув собачий треух в рукав, после чего, взяв девушек за руки, ввел их вслед за хозяином мастерской в большой двухсветный зал с антресолью, весь забитый народом.

Внутри был полумрак, светили только редкие софиты под потолком и экраны многочисленных телевизоров вдоль стен. Музыка звучала настолько громко, что с трудом можно было разобрать слова стоящего рядом.

Публика в зале в основном делилась на два сорта: богатые дураки, которые мучились от праздности и убивали свободное время всеми возможными способами, и деляги от искусства, которые пытались заработать на праздной публике. Случайные персонажи, волею судеб оказавшиеся здесь, как Вика или Людочка, выглядели белыми воронами в стае галок и с недоумением озирались по сторонам. Увиденное заставляло задуматься, здоровы ли психически люди, что производят и потребляют такое искусство. На экранах телевизоров мелькали садомазохистские сценки, главным действующим героем в которых выступал хозяин мастерской. В одной он, абсолютно голый, в собачьем ошейнике бегал по улице на четвереньках и лаял. В другой, снова голый, но с огромным клювом на голове, бился о стеклянную стену, пытаясь ее разбить. В третьей, опять голый, с гребнем из перьев на макушке, забирался на деревянный столб и мочился на землю. То он насиловал двух маленьких семилетних девочек, сидя с ними в большой клетке, то голышом бегал по комнате с топором и рубил иконы, развешанные по стенам…

– Это что, видеосалон какой-то? – прокричала Вика Диме прямо в ухо.