– Вот видите? Вы обе отлично знаете, что в булочной продают хлеб, а в книжном – книги. Если вы завтра купите в булочной что-то не очень похожее на хлеб с надписью «Хлеб» – фруктовый рулет, предположим, – то вы всё равно будете считать свою покупку хлебом. Только фруктовым. Или каким-то еще – шоколадным, ореховым – не суть важно, главное – рулет станет хлебом. То же самое с книгами. Если вы купите в книжном какую-нибудь хуйню, например книгу с чистыми страницами, то будете считать ее книгой, а не блокнотом. Потому что вам сказали: это книга, только очень странная. Теперь, возвращаясь к произведениям искусства: где их можно купить?
– В комиссионке? – предположила Людочка.
– Раньше так было, – возразил Дима, – да и то не всегда. Чтобы купить настоящее искусство, вы пойдете в художественную галерею, где оно выставляется. Правильно?
– Ну да, наверное. Или в музей, – согласилась Людочка.
– Итак, всё, что вы увидите в галерее, вы автоматически сочтете искусством. Статус заведения это гарантирует. А это значит, что купленная в галерее вещь – искусство. Ведь выставляется там только оно. Как хлеб в булочной. А теперь вспомните, кто помогает выбирать товар в магазине?
– Ой, я знаю! – обрадовалась Вика. – Продавец-консультант.
– Правильно. А в музее или в галерее это арт-критики. Они помогают выбрать вещь, которая понравится, лишают вас сомнения, потому что лично гарантируют, что вы покупаете настоящее произведение искусства, а не дешевое фуфло. Ведь искусство для богатых людей – это статусная вещь. Оно позволяет показать всем остальным, что ты можешь позволить себе то, что другим недоступно. Это как желтые штаны из «Кин-дза-дзы». Увидишь их – и ясно, перед кем надо приседать. Поэтому чем бессмысленнее то, что стоит больших денег, тем это круче.
– Так можно любую хуйню объявить произведением искусства – и все будут ей восхищаться? – удивилась Людочка.
– С одной только разницей, – поправил ее Дима. – Если это сделаешь ты – от твоего мнения ничего не изменится. А если это сделает критик Гавнятов, вон тот седой мудила в дальнем конце зала, – это будет мнение эксперта. Если его опубликуют в авторитетном журнале о современном искусстве, то мнение превратится в модный тренд, направление, а если его еще поддержат и другие критики – станет модой, и все примутся подделываться под это направление, стараясь продать как можно больше подобной хуйни богатеньким буратинам.
– Но ведь это же нечестно! – возмутилась Людочка. – Это просто надувательство!
– Да. Всё, что мы делаем, это надувательство, фикция, – рассмеялся Дима, указывая правой рукой на выставленные в зале экспонаты. – Мне самому иногда страшно становится о того, чем я занимаюсь, ведь всё это действительно жульничество по отношению к людям, и я боюсь только одного: что какой-нибудь ребенок ляпнет правду-матку – король голый! – и все вокруг это увидят, точнее, перестанут притворяться. Утешает только то, что весь наш мир от начала до конца замешан на лени. А всё потому, что основная цель современного искусства – в стремлении стать средством потребления, заменив собой золото.
– Да кому нужно всё это говно? – искренне удивилась Людочка. – Надо быть форменным психом, чтобы за него платить настоящие деньги.
– Вовсе нет, – успокоил ее Дима, – просто золото – это первый симулякр представления людей о богатстве, а искусство – это симулякр современного представления о крутизне. Помните – в совке наивысшей крутизной считалось ходить в кроссовках «Адидас» и джинсах, когда их ни у кого не было.
– Ну да, было дело, – согласилась Вика, – только очень недолго, их потом стали и у нас штамповать.
– Да, теперь даже бомжи ходят в кроссовках, потому что их можно без проблем купить на любом вещевом рынке. Зато сейчас, если у тебя есть малиновый пиджак от Версаче и мобильный телефон, то круче тебя только яйца, правильно?
– Ага, – подтвердила Вика, которая немного устала от Диминых сентенций, – а еще цепочка на шее и золотые фирменные котлы.
– Но пройдет пара лет – и все забудут об этих пиджаках, как о страшном сне быдла, и о цепочках с телефонами: они станут доступны всем. А вот владеть этим говном, как ты, Людочка, голубка моя, изящно выразилась, будет по-прежнему круто. Оно еще и вырастет в цене.
– Почему? – недоумевала Людочка.
– Да потому, что современное искусство – аналог золота, оно олицетворяет общественный успех. Можно публично сжигать деньги, показывая, что ты богат, но это сиюминутное действие. А можно купить Славкины телевизоры по 10 тысяч баксов за штуку и всем показывать с гордостью всю оставшуюся жизнь как овеществленный акт уничтожения этих денег, зафиксированный в специальном сертификате, прилагаемом к телевизору, где прописана его цена. Благодаря этому любое чмо в кроссовках может всем доказать, что оно круче обычного жлоба в малиновом пиджаке из мерседеса на 10 штук баксов, вложенных им в фундамент своего тщеславия. А что у нас дороже всего ценится? Конечно, человеческая гордыня и человеческая глупость. Современное искусство олицетворяет их – потому оно и будет всё время дорожать. Современные художники нашли очень удачные способы капитализации человеческих пороков посредством превращения их в фетиш поклонения. Если сейчас нет грязи в том, что ты делаешь, то это только раздражает, ты рискуешь получить в морду за то, что говоришь современному человеку, что он недостаточно хорош. Да, мы все не святые, у всех нас есть слабости. Мыслишки наши грязные и мелкие, как вся наша жизнь. Каждый с говнецом внутри. Поэтому и искусство, которое нам предлагают, тоже должно быть немножко гаденьким – чуть-чуть, самую малость, чтобы понравиться.
– Но ведь искусство призвано воспевать искренность, чистоту чувств, чтобы делать нас лучше? Оно же должно давать нам образцы для подражания, увековечивать их? – возразила Людочка.