Мастер теней

– Не согласен! Категорически не согласен! – энергично запротестовал Лурье. – Ты тупо констатируешь физиологию, а мы говорим о психологии. Нам важно понять, где заканчивается человек и начинается зверь.

– Человек заканчивается там, где заканчивается язык, – перебила его поэтесса Инна, неожиданно присоединяясь к спору. – А язык, как известно, неразложим на составляющие его смыслы, он лишь средство коммуникации, так же, как литература – это превращение мысли в товар, который потом покупают или нет.

– Таким макаром мы дойдем до утверждения того же Васи Пригаркова. Мол, ему всё равно, читают его или нет, главное – чтобы покупали, – возразил Лурье. – Мы всё-таки не барыги, торгующие шмотьем на рынке. Писатель – это скорее жрец, пророк, призванный открыть нам что-то новое о нас самих, донести весть бога…

– Лева, хватит, ну не смеши! – возразил Боря, недовольно сморщившись. – Ну какие вести от бога и кто может нам донести? Всё, что он хотел сказать, он уже сказал. Если он существует, кстати. Ничего нового от бога мы не услышим. И точно так же ничего нового мы не услышим о самих себе. Благодаря науке за последние сто лет человек узнал всё о себе. А современная литература сводится к простому пересказу анекдотов и словесным трюизмам, которые скрывают отсутствие смысла во всем, что сейчас происходит. Смысл к жизни не прилагается, и нет иного смысла, кроме придуманного или взятого у кого-то напрокат.

– Или украденного, – поддержала его поэтесса, – всё уже кем-то придумано задолго до нас.

– А я верю в то, что делаю, – неожиданно произнес молодой парнишка, который всё это время молчал и внимательно слушал спор Красноштана и Лурье. – Поэтому мы и работаем в жанре, в котором нет цензуры.

– Ага – пишете всё что вздумается на заборах, – возмутился Лурье.

– Но если вся наша жизнь – говно, кто-то же должен об этом говорить людям? Ведь искусство – это акт свободы. Действия нашей арт-группы некоммерческие, мы творим абсолютно бескорыстно, мы анархисты и денег не признаем.

– «Я верю в то, что делаю» – так и Гарри Трумэн говорил, когда сбрасывал атомную бомбу на Хиросиму, молодой человек, – укорил его Лурье. – То, что вы делаете, равносильно термоядерной войне, в результате которой никто не выживет. Вы боретесь с институтами арт-рынка, не признаете искусство товаром и этим дискредитируете идею вашего же учителя, Славы Цапли, о прозрачности в искусстве, отвергающую смысл творения художника. Ведь он учит, что произведение искусства – это пустота формы, сублимированная волей автора в множественность смыслов. Она доступна потребителю только после покупки и наделения купленного ценностным смыслом. Только когда у произведения появляется цена, открывается истинное его содержание, его начинают воспринимать всерьез, с ним считаются. Пока то, что вы делаете, кто-то должен «мене, мене, текел, упарсин» – исчислить, взвесить и разделить, а до этого оно будет оставаться всего лишь бесплодным результатом бессмысленных поступков.

– И кто же будет нас взвешивать? Уж не вы ли? – дерзко бросил парнишка.

– Отчасти я, отчасти другие критики, – самоуверенно ответил Лурье, – без критики нет арт-рынка, а без арт-рынка нет искусства.

– Бессилье сильных мира не в силах превозмочь, – патетически произнесла поэтесса Инна, манерно всплеснув руками.

– Именно поэтому мы и основали свою арт-группу «Хуйня». Чтобы бороться за свободу искусства от всего буржуазного. Левой части спектра в российском арте вообще нет. Всё, что вы здесь декларируете, – это концепция мелкобуржуазной идеологии. Вы стремитесь извлечь выгоду отовсюду, а подлинное искусство бескорыстно. Всё ваше современное искусство – это гной и блевотина, сплошной рвотный порошок, а вы – его апологеты, растлители нашей родины.

– Во как! – опешил Лурье и удивленно взглянул на Красноштана. – Это что, ваша очередная провокация, попытка взять меня, теоретика, на слабо́? Неужели в стране еще остались люди, разделяющие быдлячие взгляды левых? Это же просто смешно, как минимум – немодно.

Боря Красноштан удивленно пожал плечами – мол, я тут не при чем – и вопросительно посмотрел на парнишку.

– Я, отец-основатель группы «Хуйня», заявляю вам официально, что мы не хотим иметь с вами ничего общего. Вы – идеологи буржуазии, обслуживаете ее эстетические представления о жизни. А наша задача – актуализировать современное отечественное искусство, внедрить его в широкие массы всеми возможными способами – как законными, так и нет.

– И чем же вы отличаетесь от нас, юноша? – возразил Лурье. – Мы тоже отвергаем нормы морали и традиционные ценности старого советского общества. Ведь именно мы, наше с Борей поколение, приложило максимум усилий, чтобы разрушить ненавистный совок, внедрить в народное быдло идеи либерального общества, основанные на культе материальных ценностей, предложить им джинсы и импортные сигареты в качестве новой идеологии. Грех живет в природе человека как новая идеология лейблов, и наша задача – просто капитализировать его и канализировать в русло актуального модернизма, к чему мы все, во главе с Исааком Шварцманом, и призываем. Вы читали последний роман Мануэля Ибанеза «Мерзь» в журнале «XYZ»? Там он ставит и блестяще разбирает вопросы педофилии в современном обществе. Вот это сейчас актуально – а не ваши грязные надписи на заборах и совокупления в публичных местах.

– Это как? – оживилась Вика и дернула Диму за рукав. – Они что, прилюдно где-то ебались?

– Не то слово, – громко произнес Дима, – не просто ебались – а делали это группой под лозунгом «Ебись всё конем, живем под царем», протестуя против отсутствия политической свободы в нашей стране. А организатор и вдохновитель этой акции перед вами собственной персоной. Вот он: широко известный в узких кругах художественного андеграунда Ваня Негодяев, он же просто Негодяй.

– Отъебись, Бзикадзе! Ты нам просто завидуешь, – грубо оборвал Диму паренек, даже не посмотрев в его сторону.