– А происходило это всё, девушки-голубушки, – как ни в чем не бывало продолжал Дима, – в зоологическом музее всего месяц назад. Эффект акции был оглушительный – в том смысле, что старухи-смотрительницы визжали во всё горло, пока эта группа маргиналов, четыре двуполые пары, занималась групповым сексом. А два великовозрастных мудака – Парнокопытов и Игорь Нужный – держали над ними лозунг про коня и царя. И это они называют актуальным искусством, а себя – актуальными художниками.
– Всё новое всегда непонятно, особенно ретроградам, – по-прежнему демонстративно не замечая Диму, ответил Ваня. – Лучше честно показать, что с нами происходит, чем жаться по углам и целовать жопы богатым холуям режима. Групповой секс в музее был протестом против порнографии и морального разложения, которые захлестнули нашу страну. О ваших выставках пишут только за деньги продажные критики модных журналов, а о нас говорят потому, что это актуально, потому, что мимо этого просто невозможно пройти, не отреагировав.
– Точно, – засмеялся Лурье. – Когда у тебя перед глазами ебутся, это очень трудно не заметить. Я читал о вашем недавнем перформансе «Пыжики». Вы в ночь на 7 января закидали прилавки «Макдональдса» дохлыми кошками с криками: «Свободная касса!» А молодежный журнал «Ж (.) ПА» объявил эту акцию самым хулиганским перформансом, что, безусловно, заслуживает уважения. Но что всё это значит? Что вы хотели сказать?
– Сегодня художник реализуется в любом материале. Это был наш подарок низкооплачиваемой рабсиле американского фастфуда, которая в самый светлый праздник человечества не может отдохнуть. Призыв приобщиться к протесту западных антиглобалистов против международного капитала. А дохлые кошки символизировали гнилые идеи либерализма, которые в нашу страну подбрасывают из-за рубежа.
– А что-нибудь неполитизированное есть в вашем, если можно так выразиться, репертуаре? – спросил паренька Боря Красноштан, всё это время молчавший. – Что-нибудь без ангажированной на злобу дня тематики?
– Есть, конечно, – охотно пояснил Ваня Негодяев. – Например, мы провели акцию «Пи-ар-тд» в столичном метро. Устроили поминки по современному искусству в лице Васи Пригаркова. А еще сбросили шкаф с книгами того же Васи с верхнего этажа университетской общаги. Эта акция называлась «Падшие слова», что символизирует стихотворный диалог в условиях современности. Наконец, я сейчас книгу пишу – под названием «Адрастея».
– Как-как, «Педерастия»? – уточнил Дима.
– «Адрастея»! – поправил его Ваня.
– Нет, что такое педерастия – я знаю, а вот кто такие «адерасты» и чем они занимаются – никогда не слышал, – загоготал Дима, заговорщицки подмигивая окружающим.
– Что за похабные шутки! Адрастея – это богиня справедливости у греков, – чуть не плача от обиды, вскричал Негодяев.
– Слушайте, Ваня, вы же, кажется, выпускник философского факультета? – поинтересовался Лурье у него.
– Да, это правда, – подтвердил тот.
– Так может, вам лучше книжки писать о судьбах нашей злосчастной родины, вместо того чтобы заниматься мелким хулиганством, выдавая его за искусство? Еще раз повторяю: вы играете в опасную игру, дискредитируете методы современного искусства его же приемами. Каждого из нас из-за вас скоро никто не будет воспринимать всерьез. Пострадают все, кстати, в первую очередь – ваш учитель Слава. То, что он делает, очень похоже на то, что вы высмеиваете. Не нравится наша действительность? Пишите разоблачительные книжки и статьи, их всё равно никто не читает, но – умоляю вас, не предпринимайте никаких действий, ведь последствия будут самые непредсказуемые.
– А мы будем продолжать призывать нашу стражу к топору, – твердо возразил ему Ваня, – будем, и никто нам этого не запретит. Открою вам один секрет: если прочитать задом наперед слово «топор», выйдет «ропот». Поэтому мы ропщем против того, что с нами происходит, призываем бороться, взяться за топор и выкорчевать гниль из народа. Жизнь – говно? Тогда нужно сказать об этом, чтобы все знали. А если нам не дают возможности сделать это публично в рамках закона, то мы напишем это на всех стенах нашего города, всей страны, наплевав на закон.
– Господи, и когда же ваш чертов факультет перестанет производить одних философов-наркоманов? – огорченно произнес Лурье и тяжело вздохнул. – Самые страшные люди в нашей стране – это такие, как вы, идеалисты. Подсаживаете на наркотик своих иллюзий других, ни в чем не повинных людей.
13
– Современное искусство омерзительно в своей простоте, – признался Боря Красноштан Лурье. – Иногда мне кажется, что публику дальше уже некуда эпатировать. Ну всё сделали, что могли: сняли штаны и всем показали и перед, и зад в голом виде. Ан нет: найдется какой-нибудь паршивец, выкрасит, к примеру, задницу в красный цвет или членом будет холсты писать, а всем остальным придется подражать ему. Ну как жить, Лева, в мире, где все и всё друг у друга воруют?
– Что ты так переживаешь, – попытался утешить его Лурье, – по поводу этих молодых объебосов? Они нам не конкуренты. А потом, неужели ты всерьез воспринимаешь свое искусство? Ты же слишком умный человек, чтобы верить в то, что делаешь.
– Всерьез можно воспринимать только деньги, – ответил Боря, – или людей с деньгами.
– Кстати, – подхватив собеседника под руку, шепнул Лурье ему на ухо, – посмотри вон туда, вниз, – и указал на ухоженную блондинку блядоватого вида в окружении двух здоровых телохранителей. – Это жена замминистра здравоохранения Ольга Продана.