По мере того как она говорила, ее голос нарастал по громкости и высоте. Но красный туман ярости рассеялся, его сменило ледяное спокойствие. Больше она не доставит ему удовольствия слышать, как она выдает свою ненависть. Он не стоит таких усилий, и единственное, что она сделает: вонзит в него нож. Констанс решила, что будет целить в глаза – сначала в один, потом в другой. «Вон, слякоть!»[21] А после этого ей не нужно будет торопиться. Но сначала она должна дождаться подходящего момента, чтобы нанести удар.
– А что ты думаешь о моем сочинении? – спросил Диоген. – Кстати, ты играла прекрасно. Надеюсь, мне удалось передать контрапунктический огонь Алькана[22] в одном из наиболее умеренных его проявлений.
– Напрасно ты вспомнил Алькана, – откликнулась Констанс. – Это только сделает твой конец более мучительным.
Последовала пауза. Наконец голос произнес:
– Ты права. Это замечание могло показаться… нет, оно действительно было некорректным. Это не входило в мои намерения. Это говорило мое прежнее «я». Приношу свои извинения.
Констанс с трудом верила – просто не могла представить, – что она разговаривает с человеком, который лгал ей, соблазнил ее ради своих гнусных целей, а потом отверг с торжествующим глумлением и презрением. Что он здесь делает и с какой целью? Несомненно, хочет унизить ее еще сильнее.
Диоген молчал. Тишина длилась. Констанс продолжала выжидать, когда наступит ее время.
– Итак, Алоизий был прав, – сказала она. – Он предупреждал меня, чтобы я ждала противостояния, – вот оно и пришло. «Не принимай ничего на веру» – таковы были его слова. Значит, это ты был в туннелях под Олдемом? Это тебя он видел, когда ты стоял на дюне в Эксмуте и наблюдал за нами?
Молчание.
– И теперь твоя месть твоей семье завершена. Поздравляю. Алоизий мертв – благодаря зверю, которого ты выпустил. Ты думаешь, что пришел сюда еще раз поиграть со мной. Думаешь, сможешь соблазнить меня во второй раз своей поэзией, и упадочнической эстетикой, и всеми твоими прочими интеллектуальными нечистотами. А потом, когда настанет подходящий момент, ты взмахнешь ножом… еще раз.
– Нет, Констанс.
Она продолжила:
– Вот только, connard[23], это я взмахну ножом, сделаю один кастрирующий взмах. Не могу дождаться, так хочется увидеть выражение твоего лица, когда я сделаю это. Один раз я видела это выражение, ты знаешь, – в тот день, когда я столкнула тебя в вулканическую лаву. Это было удивленное выражение человека, теряющего мужество.
Она говорила, чувствуя, как в ней опять закипает ярость. Она заставила себя замолчать, чтобы холодная решимость вернулась к ней, чтобы, когда появится такой шанс, у нее все получилось.
Наконец Диоген заговорил снова:
– Мне жаль, Констанс, но ты ошибаешься. Ошибаешься в том, что касается моих действий… и категорически ошибаешься в том, что касается моей мотивации.
Констанс не ответила. Она восстановила контроль над собой. И рука, которая держала стилет, была готова взметнуться и нанести удар, как только Констанс услышит малейший звук, почует малейшее движение. Годы, проведенные в темных пространствах нижнего подвала, обострили ее чутье, в темноте она чувствовала себя как кошка. Странно, что сейчас ее глаза так долго приспосабливаются к темноте. По-видимому, она слишком долго оставалась на свету.
– Позволь заверить тебя в одном. Я больше не желаю мстить ни моему брату, ни кому-либо еще. С этим покончено. Теперь у меня другая цель. Твоя ненависть изменила меня. Твоя целеустремленная погоня изменила меня. Вулкан изменил меня. Я теперь другой человек – трансформированный, реформированный. Я здесь только потому, что здесь ты.
Констанс не ответила. Голос его становился громче, словно он подходил все ближе. Еще несколько шагов… еще несколько шагов…
– Буду честен с тобой. Иного ты не заслуживаешь: твой мощный интеллект сразу же распознает любую ложь. Когда я закончу, ты поймешь, что я говорю правду, клянусь тебе.
ebooksa