Короткая пауза.
– Верно, было время, когда я отчаянно хотел увидеть страдания моего брата – такие же страдания, какие перенес в детстве я. В те времена я рассматривал тебя – прости мою откровенность – всего лишь как средство, которое поможет мне уничтожить Алоизия. Понимаешь, Констанс, тогда я не знал тебя.
Она сделала бесшумный шаг в сторону голоса. Затем еще один.
– При падении в Шиару я получил страшные повреждения. В те долгие месяцы, пока я восстанавливался, у меня было много времени, чтобы поразмыслить. Я и в самом деле лелеял намерения отомстить тебе. Но потом все изменилось, и, поверь, Констанс, это случилось так неожиданно, как будто кто-то вдруг сорвал шторы с окна. Я увидел в своей ярости ее подлинную сущность: совсем другие эмоции. Мои истинные чувства.
Констанс хранила молчание. Диоген уже говорил ей когда-то похожие слова. В то время они произвели нужный эффект. Она пила их, как деревья пьют воду в засуху.
– Позволь объяснить, почему я чувствую – наверное, мне не подобрать лучшего слова –
Еще один шаг вперед.
– Почтение. И уважение. На этой земле есть мало людей, живых или мертвых, которых я уважаю. Ты одна из них. И благодаря моему предку, доктору Еноху Ленгу, ты прожила долгую и насыщенную жизнь. Благодаря его эликсиру ты оставалась молодой на протяжении более ста лет. И только после его смерти ты, как и все мы, начала стареть нормально. В результате твои знания более чем в шесть раз превышают мои.
Сказав это, Диоген рассмеялся. Но в его смехе не было ничего язвительного или саркастического, скорее в нем прозвучали веселье и самоирония.
– Есть кое-что еще, что представляется мне особенно привлекательным в твоей продолжительной жизни. Ты умеешь жить. Ты единственный человек, чья жажда знаний, жажда мести и, если позволишь мне сказать и об этом, жажда страсти поразила меня своим неистовством. Констанс, я не только восхищаюсь тобой, но и боюсь тебя. Я понял это, пока лежал, выздоравливая, в маленькой хижине близ Джиностры под вулканом, слушая рокот Стромболи. Это было унизительно, ведь прежде я не боялся никого, будь то мужчина или женщина. Теперь я боюсь одной женщины.
Констанс сделала еще один беззвучный шаг вперед. Она чувствовала: он рядом, в каком-нибудь футе от нее. Еще один шаг – и она вонзит…
– И это приводит меня к следующему вопросу, жизненно важному для понимания нашей связи: ты – мать моего сына.
В полной тишине она прыгнула вперед и вонзила стилет… в пустоту воздуха.
– Ах, Констанс. Это печалит меня. Но я тебя не виню.
Замерев, Констанс вслушалась в темноту. Голос переместился. Диоген каким-то образом предвидел ее действия. А может, его и не было так близко? Отзвуки эха в каменной комнате с ее многочисленными дверями и вентиляционными шахтами – и в сочетании с его низким, мягким голосом – не позволяли ей быть в чем-то уверенной.
– Понимаешь, Констанс, я убежден, что ты единственное человеческое существо, которое в глубине души готово разделить мой собственный необычный взгляд на жизнь. Давай посмотрим правде в лицо: мы – изгои. Мы мизантропы, сделанные из одного материала.
Констанс потребовалось несколько секунд, чтобы понять смысл слов, сказанных Диогеном. А когда она поняла, ее пальцы крепче сжали рукоятку стилета.
– В этом суть, – продолжал Диоген. – Я был слеп; я не видел. Теперь вижу. Мы похожи во многом, очень во многом. А во многом ты превосходишь меня. И разве удивительно, что мое почтение к тебе только выросло?
Несколько мгновений она думала, что Диоген скажет что-то еще. Но теперь чернота вокруг нее наполнялась одной лишь тишиной – тишиной, которая длилась и длилась. Наконец Констанс сама нарушила ее:
– Что ты сделал с миссис Траск?
ebooksa