ДНК

– Поставь хотя бы будильник, чтобы не проспать допрос. Что бы там ни говорили эти психологи, я думаю, в словах дочки что-то кроется.

– Я не просплю, не беспокойтесь.

Конечно же, он установит будильник и еще поручит Эртле позвонить ему за час до начала допроса. Он назначил ее ассистировать ему на допросе Сигвалди. В Доме ребенка она практически не участвовала в процессе опроса Маргрет, но тем не менее внимательно следила за всем там происходившим.

Им часто приходилось работать вместе за три года со времени прихода Эртлы в отделение. У нее была феноменальная память, и за все это время он никогда не ловил ее на пустых разговорах. Если не считать Рикхарда, Хюльдар, вероятно, больше всех других в отделении общался с ней по службе – еще и потому, что был одним из немногих, не отпускавших сальных комментариев по поводу работы с женщиной. По этой же причине она тоже искала его компании, а так как оба были свободны от семейных уз, однажды все закончилось интимными упражнениями на рабочем столе, хотя вне рабочего времени отношения никак не поддерживались.

После случившегося с Карлоттой Хюльдар, стараясь по возможности избегать Рикхарда, стал чаще искать с ней встреч, но она, кажется, поняла его неправильно. Что бы ни случалось в его личной жизни, все это имело тенденцию быстренько сливаться в помойку. Шеф бросал на него косые взгляды – от него не ускользнуло, что голова Хюльдара была занята чем-то другим, а не работой.

– Ну смотри! И постарайся не купиться на слезы этого Сигвалди – а он наверняка будет их проливать. Самые изворотливые проходимцы – мастера разыгрывать личные трегедии.

* * *

Сигвалди Фрейстейнссон не проронил ни слезинки. Он неподвижно сидел на жестком стуле напротив Хюльдара и Эртлы – с поникшими плечами, повесив голову на грудь, в неправильно застегнутой, лишь с одной стороны заправленной в брюки рубашке. Совсем потеряный. Даже смотреть на него было утомительно; появившиеся после короткого отдыха крохи энергии улетучивались из Хюльдара всякий раз, когда он поднимал взгляд на это убитое горем лицо. Мало того, Сигвалди, по всей видимости, еще и попал в какую-то переделку: правая рука была забинтована, под глазом, гармонично сливаясь с темными кругами, светился синяк. В протоколе с предыдущего допроса об этом ничего не говорилось.

Хюльдар все еще не спросил его о травмах, хотя допрос длился уже около часа. Он также попросил Эртлу воздержаться от вопросов на эту тему из опасения, чтобы Сигвалди вдруг не решил, что его подозревают, и замолчал. Хюльдар хотел найти правильный момент для этого – лучше иметь Сигвалди в союзниках, чем в противниках. Поэтому до сих пор они касались «легких» вопросов – таких как мнение Сигвалди об оставленном в его доме послании и о том, что кто-то, возможно, хотел наказать его за какую-нибудь ошибку по работе.

Послание для него было такой же загадкой, как и для всех остальных, а попытки связать случившееся с его работой не находили у Сигвалди никакой поддержки. По его словам, карьера шла безупречно – хотя, добавил он довольно холодно, и недолго, потому что работать после получения специального образования он начал не так давно. Его пациентами были только женщины, и Сигвалди не помнил ни одной – ни беременной, ни пациентки с каким-либо заболеванием, – которая после лечения осталась бы чем-нибудь недовольной. Когда ничего достойного внимания в связи с его работой так и не выплыло, Хюльдар переключился на его отношения с Элизой.

Безучастно звучавший голос отражался от голых стен комнаты для допросов.

– Как я уже говорил здесь в прошлый раз, на тот момент, когда я уехал, все было прекрасно. Наши отношения с Элизой развивались хорошо – никакой ругани, никаких проблем.

Сигвалди сидел, склонив голову на грудь, и Хюльдару показалось, что он выглядел абсолютно как взрослая версия Маргрет, хотя внешне отец и дочь были совсем не похожи. Сигвалди снова поднял голову – он выглядел еще более уставшим, чем когда пришел.

– Я никак не могу осознать это – кажется, что вот-вот очнусь и выяснится, что все это выдумка. Или сон.

Эртла откинулась на спинку стула, и ее локоть легонько проехался по боку Хюльдара. Он не был уверен, что это произошло случайно, – Эртла никогда не скрывала, что он ей нравился. К сожалению, чувство это не было взаимным: он никогда не западал на женщин ее типа. В ней скрывалась какая-то жесткость – как душевная, так и телесная. Со спины худощавая фигура Эртлы вполне могла сойти за мужскую, а речь так обильно пересыпалась ругательствами, что могла стать предметом зависти самых заядлых матерщинников отделения. Хюльдар, сомневаясь, что это ей свойственно, подозревал, что она делала это сознательно, дабы лучше вписаться в мужской коллектив. Ему частенько хотелось указать ей, что такое поведение вряд ли прибавит ей уважения, как со стороны мужиков, так и женщин, – но как-то все не получалось поговорить с ней на эту тему. К тому же у него не было желания поддерживать их личные отношения.

– Хотите воды?

Локоть Эртлы вонзился в бок Хюльдара; казалось, эта женщина сделана из железа. Если это был интимный прием с целью всколыхнуть в нем чувство, то мягкое прикосновение к бедру сработало бы лучше, чем дробление ребер. Мысль о любовных утехах в стиле боевых искусств, приправленных матерщиной, не заводила Хюльдара ни на грамм. Скорее наоборот.

Сигвалди отказался от воды, да и вряд ли питье могло облегчить сейчас его состояние.

– Я должен задать вопрос, который может показаться вам неуместным. Тем не менее мне нужен честный и откровенный ответ, это очень важно. – Хюльдар заглянул в красные, воспаленные глаза Сигвалди. – Может, кто-то из вас или вы оба имели любовные связи на стороне?

Ответ последовал незамедлительно:

– Нет, нет и еще раз нет. Ни я, ни она. Возможности были – по крайней мере, у меня, – но с тех пор как мы поженились, я никогда даже не думал о других женщинах.