Убить Мертвых

22
18
20
22
24
26
28
30

— В некотором роде, против.

— Тогда, пожалуй, я немного прогуляюсь. Подышу свежим воздухом.

Я прохожу по Шестой улице с полквартала, прежде чем убеждаюсь, что меня кто-то преследует. Кто бы это ни был, у него не слишком хорошо получается. Тяжёлые шаги говорят, что это он. И он подволакивает ногу. Он пинает и наступает на предметы. На секунду я даже подумал, не Джулия ли это, но никто из Стражи не будет таким дилетантом. Я дважды оборачиваюсь, но каждый раз улица пуста.

На углу Южного Бродвея я снова оглядываюсь. В полутьме под уличным фонарём стоит человек. В забавной позе, словно ему нужен спинной корсет, но он забыл его в автобусе. Он просто стоит там. Когда он пытается развернуться, то оступается о ногу, которую подволакивает. На долю секунды его лицо оказывается на свету. Могу поклясться, это Мейсон. Его лицо мертвенно-бледное и костлявое, кожа порвана. Но тогда, это не он. Никогда им не был. Я его не узнаю. К тому времени, как я подбегаю к тому месту, где стоит незнакомец, он уже отступает в темноту и исчезает.

Шипящие звуки автомобильных шин, катящихся мимо по Бродвею. Журчание воды в канализации у меня под ногами. И больше ничего. Я единственное живое существо на улице. Так мне и надо за то, что отказался ехать домой с людоедской вечеринки, пусть даже и с копом.

Я прохожу сквозь тень в Комнату и остаюсь там достаточно долго, чтобы выкурить сигарету. Я здесь нигде. Я вне пространства и времени. Вселенная грохочет вокруг меня, словно космический детский автодром. Где-то там рождаются одни звёзды и вспыхивают другие, поджаривая планеты и целые популяции. Несколько миллиардов здесь. Несколько миллиардов там. Люцифер обещает какому-то прыщавому парню за его душу десять лет на вершине музыкальных чартов. Конечно же, парень слишком туп, чтобы уточнить, каких именно чартов, и вот-вот обнаружит, что его синглы стали номером один в Монголии и Узбекистане. Бог наблюдает, как полный его верующих автобус теряет управление на гололёде, опрокидывается и загорается, заживо сжигая всех внутри.

Вселенная — это мясорубка, а мы просто свинина в дизайнерской обуви, постоянно занятая, чтобы иметь возможность притворяться, что мы все не направляемся на мясокомбинат. Может, всё это время у меня были галлюцинации, и нет ни Рая, ни Ада. Вместо того, чтобы выбирать между Богом и дьяволом, может, наш единственный реальный выбор сводится к связке сосисок или котлете?

Когда я возвращаюсь в свою комнату над «Макс Оверлоуд», то помещаю Касабяна в кладовку, куда раньше запирал его. Я построил ему там холостяцкую берлогу. Набил полки шкафчиками, где он может хранить пиво и снеки, и поставил ведро, куда он может сливать остатки. Внутри есть компьютер, так что он может шарить по интернету и смотреть любые фильмы, какие хочет. Она звуконепроницаема, так что я могу поспать, не слушая, как он смотрит «За зелёной дверью»[131]. Я знаю, что сегодня ночью мне будет сниться пережёванная туша Спрингхила, и мне не нужно, чтобы Касабян с Мэрилин Чэмберс[132] присоединились к вечеринке.

На следующий день я просыпаюсь почти в два часа дня. Потребовалось изрядно выпивки, чтобы заснуть прошлой ночью. Все подушки валяются на полу, а одеяла сбиты в узел у моих ног, так что я понимаю, что мне что-то снилось, но не помню, что именно. Возможно, Касабян знает. Он снова на столе у ПК, просматривает онлайн-каталоги с видео, делая вид, что не знает, что я проснулся. Думаю, Люцифер дал ему толику дара ясновидения, чтобы тот мог делать снимки моих мыслей. Ничего. В последнее время я намного больше игрался с колдовством, так что мне не всегда приходится идти за ножом или пистолетом. У меня есть кое-какие отработанные трюки, о которых он пока не знает.

Потеря «Бугатти» пробила в моём сердце дыру размером с автомобиль, поэтому я угоняю «Корвет» от «Пончиковой Вселенной» и еду к Видокам. Может быть, мне следует так начинать называть Видока с Аллегрой. Она всегда там, когда я прихожу. Не думаю, что она возвращается в свою квартиру для чего-то другого, кроме как переодеться.

Я ненавижу «Корветы», так что оставляю его перед самым очевидным наркопритоном в районе Видока и несколько оставшихся кварталов до его дома иду пешком.

Войдя внутрь, я поднимаюсь на лифте на третий этаж и иду по коридору. Я не могу найти свои сигареты, так что останавливаюсь в коридоре и обхлопываю карманы. Рядом со мной останавливается седой мужчина в зелёной ветровке и поношенных чиносах[133].

— Вы раньше здесь не жили?

Я киваю, продолжая ощупывать карманы. Если я оставил сигареты в машине, то они уже у нариков, мать их.

— Давным-давно.

— С девушкой, верно? Симпатичной. И она осталась здесь после того, как вы съехали.

И зачем я делаю это с собой? Вот что случается каждый раз, когда я пытаюсь быть человеком. Я делаю что-то нормальное, например, вхожу в парадную дверь дома, и ко мне тут же цепляется Соседский Дозор[134].

— Да, она была очень симпатичной.

Он одаривает меня чуть заметной улыбкой только-между-нами-парнями.

— Что стряслось, друг? Она вышвырнула тебя за то, что приставал к её сестре?