Именинница

22
18
20
22
24
26
28
30

Но я-то знаю.

Эта мысль, которую Гренс не мог высказать вслух, сама собой промелькнула у него в голове.

Их маленькая девочка, которая стала большой, вернулась домой, куда привели ее новые слова. К тому, чего она никак не смогла вспомнить. Или все-таки вспомнила? Совсем ведь не обязательно, что Зана-Ханна держала приемных родителей в курсе всего, что с ней происходило. Что, если она и там продолжала задавать свои многочисленные вопросы, не подозревая о страшной кончине родителей? Что, если таким образом она приблизилась к их убийце? Это, по крайней мере, объясняет пропажу документов из ее архивной папки. Потому что вопросы Ханны могли пробудить память в ком-то еще.

Возможно, именно тогда этот «кто-то» прибегнул к помощи полицейского, имеющего доступ к святая святых крунубергского отделения, и узнал наконец, кто она такая.

После чего ему ничего не оставалось, кроме как от нее избавиться.

Некто по имени Заравич, которого сегодня должны были арестовать на семьдесят два часа по заданию Гренса, час от часу становился все более значимой фигурой. Он должен был ответить комиссару на все вопросы.

— С вашего позволения, я хотел бы осмотреть ее комнату.

Ульсоны сидели на кровати, пока Гренс один за другим выдвигал ящики, просматривал папки, альбомы, то и дело спрашивая, что, где и как. Комиссар так и не обнаружил здесь ничего, что могло бы повести его дальше.

Полчаса спустя у входной двери он благодарил их за все и обещал объявиться снова и рассказать обо всем, что знал. Супруги оживились. Они боялись услышать самое страшное с момента появления комиссара в их доме, но вместо этого он вселил в них надежду. Когда, уже на пути к машине, Гренс еще раз обернулся, чтобы заверить Ульсонов, что все будет хорошо, его лицо выражало спокойствие, какого на душе не было и в помине.

Жара, мучившая людей на улицах Стокгольма, превратила салон арендованного автомобиля в жерло огненной печи. Но заводить мотор и включать кондиционер был вариант самый неподходящий. Оставалось сидеть и терпеть. Ни лишнего движения, ни звука, ни запаха — первая заповедь агента.

Оставаться незаметным при любых обстоятельствах. Пит отрегулировал наушники, добившись такого звука, который был нужен, и положил мобильник на горячее пассажирское сиденье. Микрофон, спрятанный в щели между стенкой и коробкой двери в туалет, работал безупречно. Хоффман открыл программу-переводчик, которая улавливала голоса и переводила все встречающиеся в речи слова на иностранном языке. Маскировка позволила ему не просто приблизиться к противнику, но в буквальном смысле внедриться в его круг.

— Ты видел его лицо, когда я назвал цену?

Они говорили по-шведски и, похоже, находились в самой большой комнате, где был главный офис. Один из них двигался, так это по крайней мере звучало, — уверенные шаги по паркету.

— Да, он из тех, кто крепко держится за бумажник.

— Кража со взломом обойдется ему дороже.

— Такие идиоты ничего не понимают, они…

Внезапно разговор оборвался. Шаги тоже стихли.

— Что за…

Это был тот, с властным лицом, который в основном и разговаривал с Хоффманом. Судя по звукам, он стоял на пороге туалетной комнаты. Потом открыл дверь настежь, о чем свидетельствовал негромкий скрип.

— Черт… смотри!