— Одна чернота! Этот дьявол…
Тут один из них ударил по столу или книжному шкафу или, может, двинул кулаком в стену — глухой звук, который было трудно распознать точнее.
— …вырубил камеры!
Это было так просто. Хоффман всего лишь позаботился о том, чтобы глушитель передавал на той же частоте, но с большей мощностью более сильный сигнал. В результате получилось то, что наблюдали сейчас на мониторе озадаченные охранники.
Черный экран — ничего. Или, точнее, все сразу.
Это было как поставить на место последний фрагмент пазла.
Семья, исчезнувшая буквально из-под носа тех, кто наблюдал за домом, замаскированная под игрушку граната в их офисе, наконец, выведенные из строя камеры и противник, который появляется, когда хочет, и делает, что хочет, — все это сложилось наконец в единую картину.
Потому что Пит все-таки заставил их действовать по его указке.
И тут Пит Хоффман понял, — он был уверен в этом, хотя слышимость в наушниках заметно ухудшилась, — после жаркой дискуссии они решились на тот звонок, которого он ждал, ради которого затеял весь этот спектакль.
Этот звонок должен был сорвать маску с таинственного заказчика — организации, которая угрожала Питу и его семье.
— Алло, это…
— Какого черта! Вы что, забыли? Я вам звоню, вы мне — нет. Или вы…
— Он здесь.
— Кто?
— Хоффман.
— Хоффман? Где?
— В нашем офисе. Не сам Хоффман, его человек.
Этот диалог Пит слушал в переводе. Интересно, что за язык? Покосился на дисплей — албанский.
— Его человек?
— Да, у нас в офисе.