— Потому что мы возьмем сразу и коррумпированного коллегу, и того, кто убивал двумя выстрелами в голову. Я уже послал человека в Албанию на поиски того, кто всем этим заправляет.
— Человека?
— Да. Он, как и я, посчитал, что лучше разобраться с этим на месте.
— Это его я видела на твоей кухне?
— Похоже на то.
В лифте и Гренс, и Хермансон не знали, куда глаза девать. Создалась та самая неуютная обстановка, когда любое сказанное слово кажется лишним. И даже более того, ведь Эверт Гренс во второй раз обвинил одного из своих коллег в измене. По пути к следующему лифту нужно было миновать в общей сложности пять пунктов контроля, на каждом из которых требовалась карта-пропуск. Между вторым и третьим Гренс не выдержал:
— Я… я хочу перед тобой извиниться.
Хермансон вытащила свою карточку, и они пошли дальше.
— Я ни в чем тебя не виню, Хермансон. Но вся эта безумная история со взломом сейфа в кабинете Вильсона… и твой отказ следить за ним, и… Теперь все изменилось. Ты арестовала Заравича, и я в тебе больше не сомневаюсь.
Она резко остановилась.
— Нет, Эверт. Ты с самого начала не должен был во мне сомневаться. Еще один такой случай — и я подаю прошение о переводе. Ты понимаешь меня?
Она смотрела на него, сквозь него. Так, как это умела она одна.
— Да, Хермансон. Я понимаю.
Четвертая дверь, пятая дверь, последний лифт — на этот раз на этаж отдела криминальных расследований. Но в последний момент вместо того, чтобы выйти, Гренс нажал на красную кнопку «стоп-кран», а потом на другую, со стрелочкой вниз.
— Есть еще кое-что…
Так или иначе, это к лучшему, что они наконец взломали лед. Хермансон была единственной, кто говорил с ним о таких вещах. Одна она, глядя комиссару в глаза, могла сказать, что он понятия не имеет, где проходит граница личного пространства, которую никто не вправе переступать, и что этим он, Гренс, похож на тех, чьи злодеяния он расследует, и все это страшно ее пугает. Сказать, повернуться и уйти, чтобы потом вернуться продолжать с ним работать как ни в чем не бывало. Именно поэтому Гренс и решил поговорить с Хермансон о том, что его сейчас так волновало.
— Понимаешь… у меня был один коллега, которого я очень любил… Наставник, ментор, вроде того… и вот, когда он должен был выйти на пенсию… Он изменился, понимаешь? В голове словно разверзлась черная бездна — пустота. Там не было ничего, именно потому, что у него не было ничего другого. И вот недели за две до ухода он позвонил в участок из дома и вызвал патруль… А потом застрелился — сунул дуло в рот. Знал, как это бывает, и поэтому постарался причинить коллегам как можно меньше хлопот.
Лифт остановился. И теперь Марианна Хермансон нажала кнопку со стрелочкой в противоположном направлении.
— Застрелился?
— Да.