Она запустила дворники. Капли дождя плясали на лобовом стекле.
– Ты забыл зиму две тысячи восьмого – две тысячи девятого.
– Нет, я ничего не забыл. Но те, кто действует сейчас, те, с кем мы столкнулись, может быть, еще изворотливее и коварнее, чем Юлиан Гиртман. И я думаю, что те, кто общается с ними каждый день на работе или просто на улице, даже не подозревают, с каким воплощением зла имеют дело. До какой степени опасно это воплощение зла. И здесь никто не может от них спрятаться…
– О господи, ты сам-то себя слышишь?
Но она давно знала интуицию Мартена, чтобы отнестись к ней серьезно. И знала, что после всего услышанного у нее нет шансов заснуть в эту ночь.
39
Они слишком поздно заметили у дверей отеля толпу человек в пятьдесят. Люди скандировали какие-то лозунги, видимо, желая разбудить жандармов, дежуривших внутри, потому что больше на улицах никого не было.
– Вот проклятье, – сказала Циглер.
Едва толпа заметила «Форд Рейнджер» цветов жандармерии, как сразу устремилась к ним и окружила автомобиль. Сервас увидел разгневанные и просто любопытные лица, пару наскоро намалеванных плакатов, обличавших бездействие полиции и мэрии. Один из них гласил: «Защитите наших детей!». По кузову застучали кулаки. Отступать было поздно. Видимо, несмотря на поздний час, новость об истории с Тео просочилась в социальные сети и мобильные телефоны, и кому-то пришла в голову мысль вытряхнуть всех из постелей.
– Что за бардак! – рявкнула Ирен, открывая дверцу.
В ответ раздались свистки и крики. Ирен подняла руки, призывая всех утихомириться, а Сервас тем временем вышел со своей стороны.
– Успокойтесь! Дайте нам пройти…
Крики и свист усилились, никто не обратил внимания на ее реплику.
– Есть среди вас кто-нибудь, кто мог бы высказаться за всех?
Сервас заметил, что по толпе прошла легкая волна сомнения. Потом от нее отделился здоровенный бородач и шагнул вперед. Широкоплечий, сильный, но без особой стройности, он обладал той статью, которая обычно ассоциируется с профессиями, требующими физической силы и крепости. С энергичного лица с сильными надбровными дугами из-под густых бровей твердо смотрели холодные глаза. Несмотря на все это, в нем не было ничего от фанатика. Он выглядел прежде всего человеком свободным, который не признает авторитетов, не совпадающих с его представлениями о законности, и подчиняется только своим собственным моральным принципам, давно принятым. Сервас дал бы ему лет пятьдесят.
– Я могу.
– И вас зовут?..
– А какая разница, как меня зовут? Вы что, хотите меня арестовать? – парировал он с вызовом, но без враждебности, словно призывая толпу в свидетели.
Снова раздались крики и свист. Сервас оглядел задние ряды, на случай, если какой-нибудь псих решит, что двое полицейских в ночи – легкая добыча. Но толпа, по всей видимости, состояла из обыкновенных честных горожан, обеспокоенных и разгневанных, что было вполне понятно.
– Не сразу, – улыбнулась Ирен. – Я просто хотела узнать ваше имя.