Пахла еда отвратительно. Она глотнула теплой воды из пластикового стакана, но вкус этой склизкой дряни так и остался на языке. «Будь это стекло, – подумала она, ставя хлипкий стаканчик обратно на поднос, – я бы всерьез задумалась, а не использовать ли его в качестве орудия побега». Она бросила взгляд на Полин, которая пялилась на нее, даже не пытаясь этого скрыть. Им так положено, что ли? Это же просто не по-человечески. Под таким пристальным наблюдением у кого угодно крыша поедет, они что, сами не понимают? Ее разглядывали так тщательно, что Лорен задумалась, не написано ли чего лишнего у нее на лице, и постаралась придать ему непроницаемое выражение, но вдруг поняла, что ужасно устала и на все это совершенно нет сил. Она отвернулась к окну. Снаружи, на высохшем, стоптанном до земли газоне барахтались в пыли воробьи.
– Ты чего, зайка, не хочешь есть? – спросила Полин. Казалось, она что-то подозревает. Позволяется ли здесь не хотеть есть?
– Нет, не очень, если честно, – ответила Лорен, чувствуя, что слова звучат как-то неестественно. Как будто она врет, хотя это чистая правда – в животе такая тяжесть, точно камень проглотила. Она заставила себя положить в рот еще один склизкий комок. Проглотила. Улыбнулась. – Но все очень вкусно. – Эта ложь, на удивление, прозвучала убедительнее правды. Только бы не блевануть, только бы не блевануть. Она глотнула еще воды, но липкая дрянь пристала к зубам, покрыла их ворсистым крахмальным налетом.
– Может, хоть сладкое? – спросила Полин. – Сегодня пудинг с заварным кремом, хочешь?
В такую жару? Кто вообще ест заварной крем летом?
– Я не очень люблю сладкое, – сказала Лорен.
То, как Полин пялилась в тарелку с оранжево-желтым десертом, напомнило ей виденный когда-то фильм, в котором женщина-зомби на званом ужине сожрала собственное ухо. А Полин все смотрела и смотрела, даже губы облизнула.
– Может, вы хотите? – спросила Лорен. – Угощайтесь.
Уговаривать ее не пришлось. С готовностью взяв в руки тарелку и пластиковую ложку, она отрезала огромный кусок пудинга и закинула его в рот, перемазав губы кремом. Только бы не блевануть, только бы не блевануть.
– Вкуснятина, – сообщила она с набитым ртом. Лорен отвернулась. Воробьи улетели.
Расправившись с пудингом всего за четыре или пять заходов, Полин вернула пустую тарелку на поднос. Лорен уставилась на желтую мазню, на облизанную, блестящую от слюны ложку.
– Вот и заморили червячка. – Сестра похлопала себя по животу.
Еще не все потеряно. Еще есть шанс. Семьдесят два часа, чтобы убедить врачей, что она в порядке, что ее не нужно держать здесь дольше. Привезли ее в обед, с этого момента, наверное, и начался отсчет. Время идет. Она повернулась к Полин:
– Мне кажется, я готова.
– Готова? – переспросила та.
– Да, – сказала Лорен. – Готова увидеть мальчиков. Они, наверное, голодные. Обычно я их кормлю в это время.
– Точно? Такого представления, как в прошлый раз, нам не надо. Малютки только расстроятся.
– Я понимаю. Мне кажется, тогда я просто… ну, как-то все навалилось. Теперь я готова. Ужасно хочу их увидеть.
Полин призадумалась, быстро записала что-то в блокнот.
– Ладно, – сказала она. – Хорошо. Попрошу Сьюзен, чтобы их принесли из яслей.