— Совершенно точно? Как вы можете быть настолько в этом уверены? Ведь вы были в своей комнате, одевались и причесывались. И он далеко не все время находился с вами. Он пошел в туалет — тот туалет, который находился возле вашей комнаты. Вы не могли знать, что там происходило. А затем он сказал, что она ушла, и вы поверили, хотя вы должны были понимать, как нелепо предполагать, что Вероника взяла и послушно убралась восвояси.
— Нет, о нет! — шептала Мария, едва шевеля губами. — Только не Хенрик! Зачем ему было убивать ее. Ему не нужно было… Он… он собирался разводиться, а потом мы с ним…
— Милое дитя, — мягко проговорил Кристер, — ему именно нужно было убить ее, если человеку вообще может быть «нужно» прибегать к таким зверским методам. Он отвратительно вел ее дела, запустил управление недвижимостью и земельными участками. Он очень боялся ее — ее реакции на все это, если бы она узнала обо всех его обманах и фальсификациях. Ему совсем не хотелось отчитываться перед ней. На самом деле он хотел жениться на вас И УНАСЛЕДОВАТЬ ВОСЕМЬ МИЛЛИОНОВ.
После короткой напряженной паузы он перевел взгляд на Хенрика.
— Отпираться бесполезно. Видите ли, мы нашли ножницы.
— Ножницы? — зеленовато-карие глаза расширились в почти глупом удивлении. — Но… но это невозможно! Ведь я бросил их…
Тот краткий миг, когда он задержал дыхание, был почти незаметен, но в него вместилась вся его покорность судьбе, когда он понял, что игра окончена.
— Они погребены на дне Меларена[28], на двадцатиметровой глубине.
Глава шестнадцатая
Его признание было жестким и лаконичным, и во многом совпадало с догадками Кристера Вика.
— Я пригласил Марию на ужин еще утром, когда мы были здесь в ателье. Вероника что-то заподозрила и закатила мне дома жуткую сцену. Я схватил свой портфель, сказал, что еду на деловую встречу, и уехал, как уже было сказано, в город на такси. Но едва я приехал в ателье, как она тут же ворвалась следом, словно ураган, и мы начали с того места, на котором прервались. Я велел Марии одеваться поскорее, а сам затолкал Веронику в комнату, которая была чуть в стороне от остальных, и пообещал, что сверну ей шею… Но… да, вы знаете, что на самом деле это произошло немного иначе… при помощи ножниц.
— А затем вы ополоснули их в туалете и взяли с собой. Зачем?
— Я был настолько ошеломлен случившимся, что не очень соображал, что я делаю, но у меня возникла какая-то смутная мысль насчет отпечатков пальцев, так что я завернул их в полотенце для гостей и положил в портфель. А поздно ночью я отправился в Мальму, выехал на лодке на середину озера и утопил эти трижды проклятые ножницы.
— Однако до этого вы провели несколько часов за праздничным столом в «Ла Ронд» с Марией. Вы действительно хотите убедить меня в том, что она ничего не знала?
— До настоящего момента она ничего не знала. Но если бы не случайность, она узнала бы обо всем вчера вечером. Она была простужена и Плохо себя чувствовала, когда я попрощался с ней в гостинице «Континенталь», но очень волновалась, что оставила здесь в ателье включенный утюг. Тогда я взял у нее ключ и пообещал заехать сюда по дороге домой. Я не думаю, чтобы я открыл дверь очень уж тихо, но Жак и госпожа Юнг так шумели здесь в швейной комнате, что совсем не слышали, как я вошел. Но я-то слышал, что он говорил. И я понял, что он опасен, смертельно опасен для меня — он видел, когда Вероника приехала в ателье, и он мог бы разрушить мое алиби и алиби Марии, если бы сообщил об этом полиции. Так что я спрятался и дождался, пока госпожа Юнг уйдет. Что было дальше, вы знаете.
Неизвестно откуда вдруг вынырнул инспектор криминальной полиции Давидсен, и Хенрик Турен, поняв, что это значит, поднялся со стула. С минуту он стоял и смотрел на Марию. Желваки у него на лице напряглись, но он сказал только:
— Ты дождешься меня?
Ее «да» прозвучало твердо, она разрыдалась только тогда, когда за ним закрылась дверь.
— Я уложу ее в постель и посижу с ней, — заверила его Гунборг, но отчаянный безутешный плач Марии преследовал Кристера весь день и весь вечер.
К десяти часам он снова вернулся в ателье, движимый своим неутомимым стремлением к правде.
ebooksa