Незнакомец. Шелк и бархат

22
18
20
22
24
26
28
30

Нет, он не собирается брать назад свое признание. Разумеется, убийца остается убийцей, даже если он находился в состоянии полной забывчивости, даже если не осознавал своего ужасного поступка.

Он проходит психиатрическое обследование по причине странной потери памяти — иногда даже кажется, что его подозревают в симуляции — экспертиза устанавливает, что он полностью вменяем и не нуждается в специальном лечении.

Манфред Ульссон, Лаге Линдвалль, Атес — все подтверждают на суде, что он враждовал с убитым, что они и раньше дрались, угрожали друг другу. Агнес, глядя в пол, дрожащим голосом с невыносимой подробностью описывает, что они делали в то воскресенье в избушке и как она с Лаге нашла его на полу кухни рядом с мертвым братом. Лаге подтверждает.

— Он вцепился в ружье, как ненормальный. Он сказал мне: «Не подходи, а то я пришью и тебя».

Суд приговаривает его к десяти годам тюрьмы за непреднамеренное убийство. Он не обжалует приговор.

Лонгхольмен[11]. Одиночная камера. Он заперт там, день за днем, месяц за месяцем, и весной, и летом, и осенью, и зимой — за высокими тюремными стенами. Там и поседели его черные волосы.

Со временем его переводят в колонию, где ему разрешают находиться на открытом воздухе, заниматься сельским хозяйством и даже, к его невероятной радости, лесопосадками. Его срок по амнистии сокращается до восьми лет. Когда пять шестых срока уже позади, он досрочно выходит на волю.

С тех пор прошло уже восемь лет.

Все это он рассказывает мне в темную летнюю ночь до самого рассвета.

Дрожа от холода, связанного скорее с этими воспоминаниями, я пытаюсь стряхнуть с себя тени прошлого, освободиться из того водоворота чувств — ужаса, отвращения и сочувствия, который завертел меня. Но меня переполняет страх.

Пятнадцать лет с тех пор, как все это случилось… Восемь лет с тех лор, как он вышел из тюрьмы…

Он ждал восемь лет.

Но в конце концов он все-таки вернулся.

Разговор о виновности

Тяжелая гнетущая тишина, которая могла бы возникнуть, когда он закончил свой рассказ, тем не менее, так и не возникла. Юный девичий голос, преисполненный гнева и возмущения, донесся до нас из-за приоткрытой двери.

— Какой кошмар! В жизни не слышала ничего более ужасного! Неужели они имели право засадить человека в тюрьму за преступление, о котором он даже понятия не имеет?

— Нина! Ты все это время подслушивала?

— Я вошла на цыпочках, потому что я думала, что ты спишь. Вы не заметили меня, а дверь была открыта, так что я просто не могла не слушать. Это ужасная невоспитанность, да? Вы на меня сердитесь?

Она села за кухонный стол, повернув к Эрланду свое худое бледное лицо — хрупкая, светловолосая и очень юная девушка.

— О нет, — сказал он, и его серо-голубые глаза под тяжелыми веками были абсолютно лишены выражения. — Все уже произошло, так что не имеет смысла ругаться по этому поводу.