– Одним словом, Никита Евсеич, – Аронов встал перед Гудошниковым, – у библиотеки появилась возможность купить рукописи. Разумеется, по государственной цене.
– У меня здесь не лавочка. Я не торгую, – отрезал Гудошников.
– Не у тебя! – рассмеялся хранитель. – Про тебя я знаю… Один человек… Короче, унаследовал он бабушкины или материны книги, что-то около полусотни единиц, и теперь предложил нам купить. Мне нужен толковый оценщик, эксперт. У меня практика слабовата, а ты, Никита Евсеич, мастер в этом деле.
– Мягко стелешь, мягко, – проворчал Никита Евсеич.
– Я без всякого подвоха, пришел к тебе за помощью.
– На деньги я оценить не могу, – отмахнулся Гудошников. – Не пробовал. Ищите другого.
– А на деньги и не надо! Ты посмотришь, что за книги, а мы по ценнику определим. Понимаешь, в отделе специалистов не осталось: кто в отпуске, кто в командировке – лето…
Гудошников согласился. Любопытно было взглянуть на незнакомые, вдруг вынырнувшие из толщи веков книги.
Аронов усадил его в «Победу» и повез куда-то в глубь города. Ехать было хорошо, машину покачивало, улицы сверкали витринами, солнце только набирало силу, и в кабину врывалось мягкое по-осеннему тепло. Хранитель заметил приподнятое настроение Гудошникова, похлопал его по. плечу.
– Сидишь дома! Погляди, жизнь какая идет!
Никита Евсеич покосился на него, но промолчал.
Они приехали к новому дому на окраине и поднялись на третий этаж. Дверь открыл хозяин книг – мужчина лет тридцати, с грубоватым, простецким лицом. Гудошникову запомнились его неожиданно голубые глаза. Что-то подкупающее было в них, располагало к доверию, к тихой, задушевной беседе.
Хозяин пригласил их в квартиру и зачем-то выглянул на лестничную площадку, словно хотел зазвать еще кого-то.
– Прошу, прошу, – часто повторял он с улыбкой. – Прошу в эту комнату… Здесь жила мама…
Старообрядцы, перебравшиеся в город, стремились устроить свой уголок в доме, чтобы все там выглядело, как в старину, как у себя в деревне. Гудошников уже бывал в таких домах и каждый раз ощущал прилив жалости к этим людям. Их стремление было настолько сильным, а возможности так бедны, что получалась не деревенская изба, не городская квартира. Так они и доживали, эти старики и старухи, словно подвешенные между небом и землей.
Гудошникову хватило одного взгляда, чтобы определить, что старушка была поморского толка: несколько иконок с лампадкой на стене, на журнальном столике – книги, накрытые выбивной салфеткой, над кроватью, с никелированными головками, восьмиконечный крест из черного от времени, лоснящегося дерева. Постель убогая, тощий матрасец, лоскутное одеяло… Гудошников для верности пощупал – в матрасе солома. За койкой – сундук. «Ором, поди, старуха орала, когда перевозили…»
– Мать-то как звали? – 7 спросил Гудошников.
– Феодосья, – ответил хозяин.
– Ишь ты, а фамилия?
– Аршиновы мы, – по-деревенски ответил наследник, не скрывая любопытства, – Знакомые, что ли?
ebooksa