Слово

– Вот тебе букварь, учись.

– Спасибо…

– Это тебе спасибо… Только береги, понятно? Проведешь урок – вернешь.

– Вы не волнуйтесь! Я сберегу! Я буду…

– Ты погоди, – прервал ее Гудошников. – Ты как собралась «Слово» им читать? В переводе?

– В переводе…

– Читай на древнерусском. Выучи и читай. Надо, чтобы они слово не только видели и щупали книгу, надо, чтобы слышали… Время еще есть, целых два дня до первого сентября. Успеешь.

Он запер хранилище, спрятал ключи.

– А можно, я не одна приду? – вдруг спросила Таня. – У меня друг есть…

– Приходите, – разрешил Гудошников. – Хоть друга, хоть подругу веди…

Гостья бережно уложила книги в портфель, замялась.

– Иди-иди! – сказал Гудошников. – Не бойся, у тебя получится. Только старайся.

И лишь когда она вышла из дома Гудошникова и направилась к калитке, глядя в окно, Никита Евсеич вспомнил, откуда он знает эту девчонку. Жаром обдало голову, заныло сердце…

Перед глазами стояла живая Александра Алексеевна, Саша, и тянулся куда-то в бесконечность коридор Олонецкой школы…

Она ждала его до последнего часа. Все надеялась, что он вдруг придет и решит, что делать, хотя понимала: откуда же ему взяться в окруженном городе?.. Решила сама: Степана отправила на «большую землю» и пошла токарем на оборонный завод. Потом тяжело заболела. Никто тогда не ставил диагнозов. Диагноз был один – голод и холод.

Александру Алексеевну нашли уже мертвой, скрючившейся.под тремя одеялами, в пустой, давно не топленной квартире.

В комнате, где она была, хранилось около шестисот томов книг, собранных Гудошниковым.

Книги, когда их умело жечь, горят жарко и долго.

Но и тягостные воспоминания о Саше не смогли омрачить его настроения в тот день двадцать девятого августа тысяча девятьсот шестьдесят первого года.

Притворив за гостьей дверь, Гудошников сел за стол, но работать больше не хотелось. Он решил ответить на письмо из Ленинграда, в котором просили прислать каталог его собрания. Подобных писем приходило много: из научных библиотек, от ученых-специалистов по древнерусской литературе, из музеев и от коллекционеров. Чаще всего Никита Евсеич затевал переписку с просящими, в свою очередь спрашивая, что конкретно сделано корреспондентом для поиска и спасения древностей. А сделано было ими мало, поскольку писали больше люди молодые, только-только начинающие заниматься наукой. В этом случае Никита Евсеич подробно излагал им свои мысли насчет активизации действий и предлагал реализовать их. Обычно после этого корреспонденты замолкали и пропадали для Гудошникова навечно.